Лори Коупленд - Достойный любви
Все так же протяжно выл на луну шакал. Его заунывные стенания далеко разносились в прозрачном ночном воздухе и одиноко таяли в черном безмолвии.
Свободной рукой Гордон медленно и осторожно пошарил вокруг. Он лежал на самом краю вертикального ствола шахты или скалистого ущелья. Разбитыми, окровавленными пальцами он ощупал неровную поверхность, на которой лежал. Это был небольшой выступающий кусок скалы. Гордона прошиб холодный пот.
Он даже выругаться не решился. Малейшее движение — и кусок может отвалиться, обрекая его на неминуемую гибель.
На помощь же звать бессмысленно: вряд ли его кто услышит в таком глухом месте, особенно в столь поздний час. Кроме того, крик может вызвать роковой толчок.
Гордон плашмя лежал на спине и смотрел вверх. По небу плыли серые тучи. Вскоре одна из них закрыла луну, и стало совсем темно. Начал падать первый в этом году снег. Снежные хлопья метались и кружили в воздухе, в горах бесновался по-зимнему свирепый ветер.
Медленно тянулось время. Гордон давно уже потерял ему счет. Он лежал без движения и глядел в небо.
Становилось все холоднее. Тело дрожало мелкой дрожью, однако порой он забывал об этом и думал о доме, сестре Дженни и об отце.
Гордон вдруг вспомнил Мэгги. Он и сам не знал почему. Быть может, оценил ее по достоинству и понял, какое это счастье любить такую девушку, как она.
Так проходила ночь… Гордон то молил Бога сжалиться над ним и дать ему спокойно умереть, то роптал, проклиная судьбу за то, что приходится умирать таким молодым. Если он выкарабкается отсюда живым и невредимым, то обязательно начнет новую жизнь! Бросит пить, найдет работу, быть может, даже вернется домой. Вот именно — домой! Странно, почему только эта мысль раньше не приходила ему в голову. Домой! Почему бы и нет?
Давно пора оставить несбыточные мечты, остепениться наконец! Он станет другим человеком. Сделает карьеру. Будет приносить пользу людям. Он ведь не всегда был таким никчемным. Это все золото виновато! Оно обладает какой-то магической силой! Из-за него люди теряют голову.
Гордон утомленно открыл глаза. Солнца еще не было видно, но все выше и выше поднималось небо, шире расплывалась заря, безжизненнее становился серп месяца. На востоке туман заметно начинал блекнуть, и окружающие предметы постепенно выходили из мрака.
Каждая клеточка истерзанного тела ныла от нестерпимой боли. Жажда жизни заставила его сделать невозможное, и в то же время нечеловеческое физическое напряжение выжало из него все силы.
И все-таки он выстоял. Ночь позади.
Сейчас его, может, кто и услышит. Тогда он спасен. С новой силой вспыхнула надежда, и Гордон воспрял духом.
Осторожно повернув голову, он увидел, что лежит на краю трещины метровой глубины и шириной не более полуметра. Гордон сел и потянулся, чтобы смягчить боль в распухших суставах. Затем поднялся на ноги и раздраженно стряхнул пыль со шляпы. «Какого черта я тут всю ночь торчал?»
Глава 5
Мэгги отодвинула засов, открыла дверь и выглянула на улицу. Морозное осеннее утро ослепило ее сверкающим великолепием переливающегося на солнце снега.
Откусив кусочек бутерброда с огурцом, она озабоченно посмотрела на оббитый досками вход в шахту и решила спуститься в нее при первом же удобном случае. Мэгги конечно же не верила в привидение и не поверит, пока не увидит его собственными глазами.
Трудности, с которыми ей пришлось столкнуться, удручали, но она не боялась трудностей. «Главное — не раскисать, — сказала она себе. — Всего не предусмотришь. А трудности на то и существуют, чтобы их преодолевать».
Даже если там и на самом деле водится привидение, Флетчеры не робкого десятка. Ее отец не ведал страха, и недаром люди говорят, что она во многом унаследовала его характер.
Мэгги полной грудью вдыхала чистый горный воздух, щедро приправленный ядреным запахом сосны.
На востоке из-за гор медленно всходило солнце. Прямо перед Мэгги расстилалась скомканная бело-лиловая горная даль с причудливыми скалистыми и бело-матовыми снеговыми вершинами, залитыми нежной прозрачной лазурью воздуха и освещенными прорвавшимися с разорванного неба яркими лучами восхода. Ночью прошел снег, и теперь вся земля была покрыта тонким белым одеялом. «Только начало сентября, а уже снег пошел, — подумала Мэгги. — Что же в январе будет твориться?»
Взявшись обеими руками за дверную раму, Мэгги подалась вперед, сияющим взглядом обвела все вокруг и вздохнула. Ее окружала странно величавая и вместе с тем гармонично выразительная и мягкая природа. Глядя на эту сказочную красоту, хотелось верить в лучшее.
И даже Проклятая Дыра показалась Мэгги не таким уж и жутким местом. Благодаря деньгам тетушки Сисси, Вильсон и Мэгги смогут продержаться первое время. А там, глядишь, и шахта начнет приносить доход.
Привидение, скажете вы! Чепуха! В Худи-Ду не так уж и много работы, поэтому жители городка с радостью ухватятся за ее предложение. Свободных рабочих рук здесь, наверное, гораздо больше, чем требуется. У нее будет особая шахта. Мэгги создаст все условия для продуктивной работы шахтеров. Здесь же будут жить их семьи. Мэгги позаботится и о детях. О, как счастливо и весело все они заживут! У них будет большая трудовая семья. В крупных компаниях это невозможно, а у Мэгги будет обязательно. И шахтеры потянутся именно на ее шахту! Потом, когда у нее будет достаточно денег, Мэгги пошлет Вильсона в колледж. Она вынашивала эту идею с тех самых пор, как они получили наследство. Итак, Вильсон пойдет учиться, а она… она будет…
«Ох, — спохватилась Мэгги, — размечалась! Кого я хочу обмануть? Здесь же отвратительные условия. Жить невозможно. Грязь, холод — одним словом, ужасно. Кто сюда пойдет? Никто!»
Если о Проклятой Дыре на самом деле идет дурная слава, как говорил Горди Меннинг, то в лучшем случае удастся нанять работников из каких-нибудь бродяг без определенного занятия.
Выбросив остатки бутерброда, Мэгги закрыла дверь. На улице было холодно, и ее голые руки покрылись гусиной кожей. Зябко поежившись, Мэгги поспешила к камину греться.
— Вильсон, вставай, лежебока!
Мэгги налила воды в котелок и подвесила его над жарким пламенем.
— Вильсон, тебе сегодня в школу! Ты же не хочешь опоздать в первый же день?
Под одеялом, откуда торчала только рыжая макушка, что-то заворочалось и донесся приглушенный голос:
— Холодно.
— Вставай, вставай. Не распускай нюни! Солнце уже высоко.
Одеяло стало медленно сползать, обнажив сначала копну спутанных волос, а затем недовольную заспанную физиономию.
