Жаклин Рединг - Моя королева
Именно на холме у подножия башни и стоял сейчас герцог, положив руку на рукоять шпаги, которой никогда не пользовался, а другую засунув в карман камзола. Герцогиня Маргарет сидела подле него, и ее юбки из бледного шелка изящно ниспадали на ножки стула в стиле королевы Анны. А три их младшие дочери, Кэролайн, Матильда и Кэтрин, расположились кружком у ног родителей. Сзади, в некотором отдалении, за лесом, некогда бывшим местом королевской охоты, поднимался дом из закоптелого красного кирпича.
Превосходный летний день подходил к концу. Среди деревьев щебетали птицы, лошади из герцогской конюшни лениво пощипывали травку на дальнем выгоне п;од лучами солнца, уже клонившегося к закату. Герцог с семейством были в своих лучших одеждах. Они позировали для парадного портрета семейства пятого герцога Сьюдли.
Для этой цели герцог пригласил известного портретиста Аллана Рамзи. Потребовались некоторое время и долгие уговоры, но Аларику удалось убедить художника найти время в своем плотном графике и пожить в Дрейтоне. К сожалению, художник приехал спустя несколько часов после отъезда двух старших дочерей. Вот почему герцогиня не переставая предавалась сетованиям, пока они позировали, расположившись на живописном холме.
— Аларик, я просто поверить не могу, что вы заказали столь важную для семейной истории картину, а наша семья будет изображена на ней не полностью.
Герцог выкатил глаза из-под своей надетой набок треуголки и пробормотал, стараясь не шевелить губами, чтобы не утратить, по возможности, величавого выражения лица:
— Я уже говорил вам, Маргарет, столько раз, что и сосчитать нельзя, что я ничего не могу поделать. Заполучить мистера Рамзи очень трудно. Если бы вы знали, какую уйму времени я потратил, чтобы завлечь его сюда. Ему предстоит в Лондоне написать портрет короля — короля, Маргарет, — Георга II, в честь его победы над шотландскими бунтовщиками. И у него очень мало времени, . чтобы заняться нашим портретом. Полагаю, наш ганноверский родич будет не очень-то доволен, если мы заставим его ждать, пока вернутся наши дочери.
— Тогда пусть мистер Рамзи вернется, когда он кончит портрет короля.
Видит Бог, хотя герцог и очень любит эту женщину, порой ему хочется ее придушить.
— В Лондоне дел у него будет по горло, ведь он будет писать всех знатных особ. Если король милостиво одобрит работу мистера Рамзи, а так скорее всего и будет, все герцоги, графы и маркизы ринутся в его мастерскую заказывать собственные портреты. Так что если он не нарисует нас прямо сейчас, он вообще никогда этого не сделает. А у нашей семьи будет портрет работы Аллана Рамзи, видит Бог!
Голос герцога становился все громче, так что под конец он уже почти перешел на крик.
— Ваша милость, — раздался голос художника из-за мольберта, — вынужден попросить вас не шевелиться.
Аларик сердито глянул на жену, потом кивнул художнику.
— Да, конечно, мистер Рамзи. Прошу прощения. Мы больше не будем вас отвлекать. Не правда ли, Маргарет?
Но герцогине удалось помолчать не более тридцати секунд.
— Разве вы не можете заплатить этому человеку побольше, чтобы он остался до возвращения наших дочерей из Шотландии? Ведь это в первую очередь по вашей вине — девочки не позируют для портрета, это вы услали их в Шотландию. Что подумают о нас люди, Аларик? Через века они будут смотреть на портрет и говорить: «О да, это красивая картина, но разве у герцога было не пять дочерей?
— Довольно, Маргарет…
Герцогиня нахмурилась, поняв, что перегнула палку. И еще она поняла, что до конца дней своих она, всякий раз взглянув на парадный портрет ее семьи кисти известного Аллана Рамзи, будет стыдиться того, что она позволила мужу отослать дочерей из дома.
Она никогда не видела Аларика в такой ярости, как в тот день, когда он узнал о причастности Элизабет к писаниям в злополучном журнальчике «Наблюдательница». Хотя Маргарет и согласилась, что Элизабет зашла слишком далеко, в глубине души она знала, что намерения у ее дочери были добрые. Но способ, которым она их претворила в жизнь, был несколько скандальным для дочери герцога.
Защищай она Элизабет от отцовского гнева поусерднее, ей, пожалуй, и удалось бы его разубедить и он не услал бы дочерей в Шотландию, да к тому же еще в руки этой жабы, лорда Перфойла.
О чем только думал Аларик? Лорд будет для Элизабет худшим из мужей, с его-то громадным брюхом и еще более огромным самомнением. Элизабет заслуживает, чтобы с ней обращались уважительно, восхищались ее умом, почитали, ценили и любили ее с такой же страстью и вниманием, какие она выказывала ко всему, чем занималась. Меньшего Элизабет не заслуживает.
И как бы ни бушевал герцог, Маргарет знала, что он никогда не вынудит свою дочь выйти замуж за нелюбимого. Он просто пытается ее запугать. Маргарет знала, что муж любит Элизабет, что он просто обожает всех своих дочерей, чего большинство людей его круга никогда себе не позволяют.
Элизабет же всегда занимала в отцовском сердце особое место. Именно поэтому Маргарет разрешила мужу ее отослать, решив, что со временем негодование Аларика поостынет и он поймет, как ему не хватает старшей дочери.
Сама же Маргарет не могла дождаться возвращения своих девочек.
— Папа, — сказала сидевшая на земле у ног отца Кэро, отвлекая герцогиню от ее размышлений, — что за карета едет вон там, по аллее?
— Карета? В такое позднее время?
Герцогиня вытянула шею, чтобы лучше видеть, но — пропади все пропадом! — она сидела так прямо, подбородок держала так высоко, как, очевидно, и подобает герцогиням, что никак не могла рассмотреть, что делается на подъезде к поместью.
— Вы кого-нибудь ждете, Аларик? — Тут она заметила, что малышка заерзала. — Милочка, сидите смирно, не мешайте мистеру Рамзи.
— Но ведь это вроде бы наша карета.
— Наша карета? — Герцог обернулся. — Но это невозможно! Элизабет с Изабеллой уехали в ней, а они никак не могли так быстро доехать до поместья Перфойла и вернуться…
По лицу герцога было легко понять, какой ужас охватил его при мысли о том, что может означать столь поспешное возвращение.
— Да, это наша карета! — завизжала Кэтрин. — Ой, мамочка, ведь теперь Бесс и Белла тоже смогут позировать!
Младшие Дрейтоны разом вскочили на ноги и рассыпались в стороны, разрушив живописные позы, а ведь потребовался чуть ли не час, чтобы усадить их, как требовалось художнику. Мгновение — и они уже мчались вниз по склону с громким визгом, и их широкие кринолины ходили ходуном.
— Девочки, подождите! — крикнула герцогиня. — Вернитесь! Ваши куафюры! Они же растреплются!
— Куда это вы бежите? — рявкнул герцог. — Сию же минуту вернитесь! Мы должны позировать!
