Мэрилайл Роджерс - Песня орла
И все-таки, как бы ни утешали пленницу визиты и разговоры веселого Пайвела, настоящим счастьем в череде унылых дней плена были случайные короткие встречи с самим златокудрым Орлом. Несмотря на все благие намерения и все угрызения совести, Линет по-прежнему не могла не заглядываться на этого прекрасного и таинственного человека.
Искренне веря, что ложь даже самому себе есть величайший грех, девушка в глубине души призналась, что сопротивляться чарам своего похитителя она не в силах – чары эти были столь велики, что в борьбе с ними не помогало ни осознание своей вины перед отцом, ни чувство вины перед женой принца. Линет даже не могла перестать грезить о нем, и тайные фантазии каждый вечер овладевали ее трепещущей душой, а при воспоминании о его объятиях и поцелуях – и хрупким невинным телом.
Девушка крепко сжала губы – она может, она должна побороть в себе этот соблазн, и первым шагом на пути к победе станет какая-нибудь, пусть даже самая черная, работа, которая займет ее разум и руки.
– Пожалуйста… – Линет тихо, но настойчиво повторила свою просьбу, пытаясь при этом спрятать охватившее ее отчаяние как можно глубже. – Позвольте мне хоть немного отвлечься от постигших меня несчастий! – Оставалось только надеяться, что неприступная Грания, несмотря на свою неприязнь к норманнке, все же сжалится и позволит ей поработать.
– Ха! – презрительно фыркнула Грания и тут же добавила с нескрываемой насмешкой: – Какую такую полезную работу может знать высокородная норманнка?
– Миара с детства приучила меня вести хозяйство всего замка. – Но упоминание о принадлежности к высшему сословию обозлило Гранию еще больше, и Линет поспешила скромно объяснить: – Миара считает, что леди должна быть сведуща во всех женских работах, она научила меня всему… Даже тому, сколько времени занимает та или иная работа и как определить, хорошо ли она выполнена.
Темные глаза Грании недоверчиво прищурились, и она неожиданно задала девушке вопрос, на который та совсем не рассчитывала:
– Так ты зовешь свою мать просто по имени?
Первым порывом Линет было задать в ответ встречный вопрос, почему же она сама не зовет так своего мужа, но, будучи весьма щепетильной в вопросах человеческих отношений и помня, что выступает сейчас в роли просительницы, она спокойно объяснила:
– Миара не мать мне. Мама умерла, когда родился Алан, и Миара, вскормившая меня, занялась и его воспитанием. Она дальняя родственница мамы, приехавшая после маминого замужества к ней в Рэдвелл. Я родилась год спустя, но потом за шесть лет мама потеряла четверых, то есть они просто рождались мертвыми, как она ни береглась. Поэтому мое воспитание и заботы по хозяйству полностью легли на плечи Миары. – При упоминании о кормилице глаза Линет засветились лучистым теплом, которого в них не было при упоминании о матери, которую она едва помнила. – Миара всегда держала меня рядом с собой, учила всему-всему, в исполнении чего мне теперь отказывают.
– И ты никогда не играла с другими детьми? – Такое описание жизни норманнской девицы никак не укладывалось у Грании в голове, и она вряд ли посчитала его правдивым. Тем более что всему Уэльсу было известно, что леди Линет является любимой и крайне избалованной единственной дочерью графа Годфри.
– С другими детьми? – Линет растерянно моргнула. Вопрос был снова совершенно неожиданным и захватил ее врасплох. Никто и никогда не спрашивал ее о таких вещах, да и сама она об этом не задумывалась. Как ответить на него честно и прямо, но не упоминая о долгих часах одиночества, полных грустных фантазий, переросших несколько месяцев назад в грезы о златокудром воине, оказавшемся врагом? Стараясь говорить искренне, Линет начала:
– Единственными детьми в замке были мальчики старше меня, которых привозили на воспитание моему отцу… Потом родился Алан. – Карие глаза радостно сверкнули. – Мне было позволено ухаживать за ним, когда он был еще совсем малышом. Потом… потом мы вместе играли и придумывали разные затеи до тех пор, пока четыре года назад его не отослали на воспитание куда-то в другое место… – Одиночество снова сжало ей сердце, и Линет договорила последние слова уже еле слышно.
Почувствовав какую-то смутную вину, Грания сдвинула в раздумье свои роскошные черные брови. Ей доставляло удовольствие видеть надменную девицу в уродливом домашнем платье, которое она заставила ее надеть взамен порванного красного, страдающей от одиночества и тоски. Неужели она ошиблась? Но нет, ведь это дитя – дочь человека, который расстроил всю ее жизнь, всю судьбу. В озлоблении она глубоко вонзила нож в разделываемое мясо.
– Но зачем Алан был отправлен на воспитание в другое место, когда твой отец сам занимался воспитанием пажей? – На этот раз брови Грании изогнулись от неприкрытого отвращения к столь дикому обычаю норманнов.
Губы Линет тронула слабая улыбка – неужели Грания действительно не имеет представления о традициях и обычаях верхних слоев феодальной иерархии?
– Каждый высокородный мальчик должен быть отослан на воспитание в другое место, – как правило ко двору сюзерена его отца. – Девушка надеялась, что такое ее объяснение вполне удовлетворит Гранию. – Первым делом мальчиков обучают манерам, присущим их классу, затем, когда приходит пора посвящения в рыцари, они некоторое время служат в качестве сквайров и учатся военному искусству, приобретая опыт настоящих воинов.
– И это рыцарство – предел их мечтаний? Доказательство вашей чести и преданности? – Грания прекрасно знала обычаи соседей, и в голосе ее прозвучала явная насмешка над ними.
– Да, это так. – Пламень камина освещал сзади тоненькую фигурку Линет. – Начало военных упражнений означает для мальчика первый шаг на его пути к взрослению.
– Райс был посвящен в рыцари в Нормандии, – неожиданно сказала Грания и опустила глаза к столу, на котором ее руки механически продолжали рубить мясо.
– Райс был?.. – Слова Линет оказались заглушенными звуком тяжелых сапог, и, обернувшись, она лицом к лицу столкнулась с предметом своего вопроса. Орел остановился от девушки на расстоянии вытянутой руки, и она в очередной раз была потрясена его мощью и красотой.
Брови принца были недовольно нахмурены, ибо, войдя в дом и услышав голоса обеих женщин, он некоторое время простоял за дверью. Таким образом, он прослушал всю их беседу – от отказа сестры удовлетворить тихие просьбы пленницы до своего имени, произнесенного последней. Взгляд его медленно переходил от смущенной Линет, характер которой неожиданно открылся ему совсем с другой стороны, благодаря печальному рассказу об одиноком детстве, к пылавшей негодованием Грании. Что наговорила она этой бедной девочке до его появления? Принц знал, что сестра его готова унизить заложницу всеми возможными способами, но, кто знает, до чего могла она дойти в своих кознях?
