Мэрилайл Роджерс - Песня орла
– Так он отверг мое предложение! – задыхаясь от гнева, прорычал Озрик. Раздраженный до последней степени, он кидал свое крупное тело от одной стены крошечного домика, выбранного его сестрой для жилья по какому-то странному вдохновению, до другой. Его когда-то светлые, а теперь тронутые сединой и потемневшие волосы падали на мощные плечи, ходившие ходуном от возмущения. – Да я ославлю его на весь христианский мир! Надо же, посметь заявить, что время прошло, что отец Бертран мертв и моим словам никто не поверит!
Морвена тихо сидела на колченогом стуле, готовом развалиться и рассыпаться в любую минуту, как и она сама, сумасшедшая и с нечесаными седыми волосами. Глаза ее были дики, руки дрожали, но в лице светилось выражение разумности. Действительно, нельзя было сказать, что рассудок напрочь оставил ее, скорее, он просто стал несколько странным и был направлен лишь на какие-то определенные цели.
– Больше того, – продолжал Озрик свои гневные жалобы, – он забрал своего наследника, находившегося у меня на воспитании, якобы для того, чтобы отправить сопливого щенка в Нормандию!
– Да, ты страдаешь, я вижу, но какое дело мне до твоих страданий? – Морвена вперила в говорившего взор, от которого Озрику всегда становилось не по себе, особенно от той его замутненности, которая делала глаза почти невидимыми на фоне мертвенно-бледного лица. – Ведь ты пришел по моей просьбе и ради моих целей.
– Но какая от меня теперь польза, сестра, когда дело сделано? – Озрик обеими пухлыми ладонями оперся на шаткий столик и старался не отводить взгляда от проникающих прямо ему в душу глаз сестры. – Теперь я ничего не могу сделать, кроме того как признать, что Господь все же покарал его за все причиненное нам зло.
Подобно птице, наблюдавшей за червяком, Морвена быстро склонила голову набок.
– Месть будет сладка, но ценой моего участия в любом придуманном тобой плане я ставлю только справедливость.
– То, что для тебя будет справедливостью, я буду воспринимать как высшую кару, и мы оба добьемся от него того, что ищем. – Озрик выдвинул стул и, предварительно опробовав, осторожно уселся. Этот рахитичный предмет обстановки вновь пробудил его раздражение, вызванное убогостью мерзкой лачуги. Внизу, в долине, достаточно удобных деревянных домов, вполне пригодных для проживания владелицы земли и народа, ее населяющего, но упрямая старуха живет там лишь тогда, когда навестить ее приезжает сын, а Марк делает это крайне редко.
Морвена опустила глаза на остатки эля в простой глиняной кружке, и немигающий их взгляд с каждым словом брата разгорался все большей ненавистью.
– В то время как я собирался к тебе, чтобы вместе подать наши голоса против общего заклятого врага, прибыли новости, новости, которые мы вполне сможем использовать к нашей выгоде! – Озрик плотоядно потер руки, словно в предвкушении обильной трапезы.
– Новости? Какие новости? – Морвена взглянула на брата и подалась к нему, каждой чертой своего лица выдавая происходившую в ней борьбу подозрительности и любопытства.
– Боюсь, что наш племянничек перешел нам дорогу. – Озрик надуманно нахмурился. – Но, кажется, лучшего нам и желать трудно – Райс похитил не только дочь Годфри, но и его наследника!!!
Блеклые глаза Морвены резко мигнули – в первый раз с начала этого долгого разговора.
– Так зови своего сына домой, посылай за ним немедленно! – Озрик радостно хлопнул в ладоши. – Час мести и справедливости недалек! – И тучный лорд решительно умолк на то время, пока Морвена писала письмо, которое должно было отправиться далеко-далеко, на самый запад Уэльса.
Глава 4
– Прошу вас, разрешите мне вам помочь, – с тихой мольбой Линет поднялась с кресла, где сидела в прошлую ночь и где Райс так умело перевязывал ей израненные ноги. Кресло было почти вплотную придвинуто к полукруглому камину, дававшему тепло и уют, но лишавшему девушку малейшей возможности чем-нибудь заняться. А для первой леди замка, редко сидевшей сложа руки, это было настоящей пыткой. Нервно перебирая пальцами свое грубое домашнее платье, Линет медленно подошла к Грании, стоявшей к ней спиной и. не обращая никакого внимания на просьбы девушки, продолжавшей накрывать на стол.
Как раньше, бывало, юная хозяйка замка проклинала дни, заполненные беспрерывной суетой повседневных обязанностей, так теперь она ненавидела свое безделье и всеми силами стремилась помочь Грании, на плечи которой с отъездом пышной и румяной стряпухи, по имени Юнид, свалилось все домашнее хозяйство.
Несмотря на то что обе женщины всегда говорили в присутствии Линет только на родном языке, девушка кое-как все же сумела понять, что Грания никогда не исполняла такой работы, но, поскольку у Юнид опасно заболел кто-то из ее многочисленных детей, она была на некоторое время отпущена домой. Как выяснилось, Юнид слыла одной из первых лекарок по всему Уэльсу и потому, кроме ведения домашнего хозяйства принца, занималась еще и лечением всех жителей кимерской страны.
Остановившись неподалеку от так и не раскрывшей рта Грании, девушка вдруг с тоской ощутила, что, несмотря на постоянное присутствие рядом с ней этой молчаливой женщины – за исключением ночных часов, проводимых в спальне, – она никогда еще столь сильно не страдала от одиночества. Юнид порой разговаривала с ней, вернее, быстро и сквозь зубы бросала что-то в ответ, но Грания – почти никогда, если не считать того первого разговора при неудавшемся побеге.
Словом, если бы не Пайвел, то Линет оказалась бы осужденной на бесконечную пытку молчанием, но, к счастью, неотложные дела нередко требовали, чтобы Грания покинула дом, и, чтобы не рисковать, она призывала для охраны пленницы молодого человека, ежедневно стоявшего на карауле у наружной лестницы.
Таким образом, юный и стройный помощник Орла уже несколько раз вынужден был проводить время в обществе заложницы. Юноша довольно бегло говорил по-английски, а освободившись от тяжелого подавляющего присутствия своего господина, оказался весьма жизнерадостным и болтливым собеседником. Слова лились у него бесконечным потоком, и Линет порой не в силах была даже приостановить их; впрочем, она быстро прекратила свои попытки, ибо Пайвел рассказал ей об Орле столько, сколько она никогда даже не надеялась узнать.
Первым делом Линет узнала о том, что Пайвел – сын Юнид и языку саксов обучен своим ментором Майло, хранителем конюшни; затем – что он обожает своего принца горячо и бескорыстно, как, впрочем, и все остальные жители страны кимеров.[3] Последующие беседы состояли, в основном, из легенд о героических делах Орла, о его помощи раненым и страждущим и о той справедливости, которую он постоянно выказывал тем, кого побеждал в многочисленных схватках за свою корону Уэльского принца. Только о последних делах и битвах своего повелителя юноша упрямо молчал, чем возбуждал в Линет все большее любопытство, зародившееся еще в то утро побега, когда Орел лишь намеками упоминал о них в разговоре с Гранией.
