Мэри Пирс - Начало
– На свете есть много всего, чего не должно быть.
– Гуди дала ему какие-то капли, и после этого он немного успокоился.
– Он умер во время сна?
– Нет, дожил до утра, – ответил ей Джесс. – Он проснулся и повернул голову к окну. Только что начало светать. Небо порозовело в некоторых местах, и он мирно лежал, глядя на отблески света на стене. Потом вдруг сказал: «Гуди, я ухожу. Мы потом свидимся». Он сказал это спокойным голосом, обычно так прощался, уходя на работу: «Я пошел, Гуди, свидимся позже». И потом я увидел, как Гуди прикрыла ему лицо одеялом.
– Хорошо, что для него все кончено, – сказала Бет. – Он заслужил свой отдых.
– Я понимаю! Но все равно, мне кажется, что теперь все стало другим, и никогда не вернется назад.
– Конечно, все изменилось. Это так. Но боль со временем смягчается. И мне кажется, что это благо для нас.
– Мне стало гораздо лучше после того, как я поговорил с тобой.
– Тебе станет еще лучше, когда ты немного отмоешься от этой грязи, – сказала Бет, открывая крышку котла и пробуя рукой воду. – Она уже потеплела, начинай мыться. Но что касается клея, тут придется все оттирать с песочком.
– Мне кажется, что мои штаны сделаны из стекла!
– Когда они в следующий раз попробуют над тобой издеваться, тебе нужно дать отпор. Ты меня слышишь? С такими-то кулаками! Надо действовать, Джесс! Тебе нужно залепить парочке парней по носу, тогда они отстанут от тебя.
– Я попытаюсь, – обещал ей Джесс. – Но я не умею драться, Бет, ты можешь спросить об этом Гуди. Она всегда говорит, что ни мой отец, ни я, мы не можем даже сорвать корочку с рисового пудинга.
Когда дед Бет узнал о смерти Уолтера, он приказал, чтобы в мастерской изготовили гроб и отвезли его в Пайк-Хауз.
– Скажите Гуди Изард, что она может мне заплатить, когда у нее будут деньги. Если ей удобно, она может платить понедельно. Бет выпишет ей счет.
– Хозяин, не надо никакого счета, – сказал Сэм Ловаж и сделал широкий жест. – Я и остальные парни скинулись, мы сами заплатим за гроб.
– Так, что это с вами вдруг случилось?
– Ну, мы хотим помянуть старого товарища, вот и все!
Уолтера похоронили на кладбище в Истери на холме в полумиле от Пайк-Хауза. Истери располагалось в долине и там росли вязы. Но маленькая церковь стояла на возвышенности и выделялась своим деревянным шпилем. К стыду прихожан, церковный колокол был разбит. Весной весь двор становился желтым от цветущих барабанчиков, а в июне и июле синим от шалфея. Там редко бывали люди, и жаворонки вили гнезда прямо среди высокой травы. Ящерицы лениво грелись на камнях.
Окружавшие кладбище низкие стены были заплетены плющом, и осенью осы в большом количестве слетались на зеленовато-кремовые цветы. Уолтер любил наблюдать за ними. В день, когда его хоронили, церковный двор наполняло тихое жужжание.
В следующее воскресенье, когда Бет отправилась в Пайк-Хауз, Гуди чистила дом. Она вытащила в сад всю мебель и отмывала под струей воды все до блеска. Кухонный стол, стулья и шкафы, кровать и диванчик. Все стояло и жарилось под солнцем. С яблони свисали куски дорожек для пола. На живой изгороди проветривались одеяла и занавески. Окна были широко раскрыты.
– Я рада, что Уолтер ушел раньше меня, – сказала Гуди. – Он и парень не смогли бы позаботиться о себе, если рядом с ними не было бы женщины.
Она спокойно говорила об умершем. Ее маленькие темные глазки так же, как раньше, шныряли вокруг. Она все так же хмурилась и говорила все тем же грубым голосом. При этом Гуди быстро двигалась и продолжала заниматься делом. Вот она нагнулась, подняла сбитые яблоки и собрала их в свой фартук.
Быстро все рассортировала, отложила хорошие плоды в одну сторону и швырнула червивые яблоки свинье.
Джесс сидел на скамейке и чистил башмаки. Бет пристроилась рядом с ним и чинила порванную циновку из камыша, сшивая ее полоской лыка.
– Бет, ты веришь в рай? – спросил Джесс.
– Я не знаю. Гуди, ты веришь в небеса обетованные?
– Я тоже не знаю, – ответила им Гуди. – Но если они есть, Уолтер обязательно будет там. Я в этом совершенно уверена. И это очень хорошо, потому что он там сможет замолвить за меня словечко. Мне кажется, что мне со всеми моими грехами это не помешает.
– Гуди, неужели ты такая грешница?
– Господи, конечно, у меня много грехов. Я нюхаю табак! Я могу сразу же вынюхать всю упаковку табака!
– Но тебе же тоже нужно получать какое-то удовольствие, – заметила Бет.
– Кроме того, у меня плохой характер. Я ругаюсь и проклинаю, и иногда впадаю в такую ярость! Правда, со мной иногда так бывает.
– Просто иногда необходимо высказать все, что скопилось на душе.
– Потом я все время что-нибудь приворовываю. Я часто таскаю с фермы все, что мне попадается под руку!
– Иначе не прожить, – объяснила ей Бет. – Что еще?
– Больше ничего, я рассказала обо всем.
Гуди прогнала курицу с диванчика и села туда сама, сложив руки на коленях.
– Если женщине уже за пятьдесят, у нее не может быть других грехов.
– Как странно, – заметил Джесс. – У меня всегда чешется нос, когда руки грязные.
Бет закончила чинить дорожку и убирала в корзинку Гуди шило и ножницы.
– Ты можешь доставить себе удовольствие и почесаться, – сказала она. – Теперь уже все равно, у тебя все лицо в сапожном креме.
Бет взяла в руки лыко и начала его аккуратно складывать.
– Гуди, почему ты на меня так странно смотришь?
– Я смотрела на тебя и на моего парня, как вы сидите рядышком и так хорошо разговариваете друг с другом. И еще мне бы хотелось знать, известно ли твоему деду, что ты дружишь с Джессом?
– Наверно, он об этом догадывается.
– И что же он об этом думает?
– Я никогда не спрашивала его об этом.
В середине октября 1890 года Бет начала собирать яблоки в Коббсе. В восемь утра был жуткий холод, землю покрывал густой и плотный белый туман. Но когда она взобралась на лестницу и оказалась среди ветвей, то поднялась над пеленой тумана – сверху было довольно тепло. Листья желтые, иногда яркие, а иногда слегка поблекшие, а яблоки блестящие, темно-красного цвета. Капельки воды на ветвях резко отражали свет и были подобны капелькам ртути.
Бет работала очень быстро, снимая яблоки двумя руками и опуская их в огромный карман своего передника. Иногда она спускалась вниз, чтобы переложить их в большую корзину. Затем передвигала лестницу дальше и снова взбиралась на нее.
Она была высоко, стараясь достать до самых верхних веток, когда лестницу сильно потряс кто-то внизу. Бет быстро наклонилась вперед и ухватилась за ветки, иначе она упала бы вниз. Дерево все шаталось, как под сильным ветром. Его ветви скрипели и качались из стороны в сторону. Они терлись друг о друга. Листья и маленькие ветки полетели вниз и яблоки начали пролетать мимо ее лица.