Барбара Картленд - Любовь на Востоке
Шоне стало ясно, что когда-то это было совсем небольшое здание, довольно, впрочем, красивое. Теперь от него остались лишь почерневшие развалины. Уцелела только одна стена.
Можно было еще различить, где раньше находились скамьи прихожан. Некоторые из них даже сохранились в виде жалких обломков перед полуразрушенной стеной, у которой, должно быть, некогда стоял алтарь.
Шона не понимала, что здесь могло подвигнуть маркиза на столь долгую поездку. А он, видимо, вновь отдался на волю сна, медленно двигаясь по проходу в направлении алтаря. Глаза его были прикованы к стене, на которой виднелись отверстия готических форм, оставшиеся, очевидно, от витражей.
Внезапно кто-то спросил по-французски:
— Чем могу быть полезен?
Обернувшись, Шона увидела невысокого полноватого мужчину, одетого довольно неряшливо, но с чрезвычайно доброжелательной улыбкой на лице.
— Мой друг хотел осмотреть церковь, — пояснила она. — Мы не знали, что она сгорела.
Эти слова сработали как нажатие на спусковой крючок. Мужчина в ужасе вскинул руки и заговорил с невероятной скоростью. Шона внимательно слушала, едва поспевая за его стремительной речью.
Маркиз подошел к Шоне.
— Что он рассказывает? — спросил он.
— Его зовут Пьер, и он рассказывает о пожаре, — ответила Шона, пытаясь разговаривать и слушать одновременно.
— Как это произошло?
— Это случилось около двенадцати лет назад. Он работал на кладбище, когда приехала молодая пара. Они явно от кого-то скрывались и хотели немедленно обвенчаться.
Его пригласили в качестве свидетеля. Он уверяет, что никогда не видел людей, которые бы так сильно любили друг друга. Точно весь мир принадлежал им двоим...
— Да, — прошептал маркиз. — Да.
— А затем, через несколько часов после их отъезда, сюда приехал другой мужчина, — продолжала Шона. — Он гнался за молодоженами. Узнав, что они здесь обвенчались, мужчина сказал, что больше никто не будет венчаться в этой церкви. И поджег ее.
— Господь всемогущий! — прошептал маркиз.
— Жертв не было, — быстро перевела Шона. — Но церковь сгорела дотла, и страшное предсказание исполнилось: с тех пор здесь не обвенчали ни одну пару.
— А как выглядел этот мужчина? — резко спросил маркиз.
— Как сущий дьявол, — перевела Шона. — У него было длинное, худое лицо и светлые, как песок, волосы.
Пьер вновь заговорил.
— Он говорит, что после пожара ухаживает за кладбищем, — пояснила Шона. — Теперь, когда его зрение с каждым днем ухудшается, это единственное, чем он может заниматься.
— Он совсем плохо видит?
— Да, — сказала она, передав вопрос. — Он может различить свет и формы предметов, но не видит черты лица людей.
Ей показалось, что маркиз немного успокоился.
Он достал из кармана золотую монету и вложил ее в руку Пьера.
— Какие еще подробности того дня сохранились в его памяти? — нетерпеливо спросил он. — Я хочу знать все.
Пьер повертел монету в пальцах.
— У нее были золотистые волосы, — вспомнил он. — Я видел, как они сверкали на солнце, когда девушка вбегала в церковь, держа за руку своего возлюбленного. Ее звали Анжела. Я помню, как мужчина говорил, что ее назвали в честь ангелов. Ей было не более восемнадцати лет. Ему, полагаю, около двадцати двух. Они были как малые дети...
— Да, — еле слышно подтвердил маркиз.
— Они громко смеялись. Для них это было что-то вроде забавного приключения. Конечно, они спешили — за ними ведь гнались, — но все равно не переставали смеяться. Они были вместе — и этого было довольно.
Шона перевела эту часть рассказа маркизу. Мертвенно-бледный, он выслушал ее молча, не в силах пошевелиться от потрясения.
— Уверен, что вы тоже никогда не видели людей, любивших друг друга сильнее, чем те двое, — вздохнул Пьер. — Они, казалось, узнали извечный секрет жизни, который делал их неуязвимыми для зла и несчастий. Иной раз я вспоминаю их и задаюсь вопросом: что же случилось с ними потом? Настиг ли их тот мужчина, который сжег церковь? Знаю лишь одно: их любовь сохранилась. Такая любовь умереть не может.
Пьер заговорил очень медленно, и Шона догадалась, что теперь даже маркиз понимает смысл произносимых слов. Лицо его оживилось.
— Вы правы, — сказал он. — Любовь не может умереть.
Он отвернулся и зашагал прочь.
— Это были его друзья? — спросил Пьер.
— Да, — с грустью в голосе отозвалась Шона. — Полагаю, что так.
Пьер вернулся к работе. Шона оставалась на месте, не сводя глаз с маркиза. Тот вновь направился к остаткам алтаря.
Там он остановился, и на миг Шону посетило видение: юноша стоял возле девушки, которую обожал, и золотые волосы невесты сверкали на солнце. Любовь, связавшая этих двоих, была настолько сильной, что превратилась в некий талисман.
Двое детей, бесстрашных, готовых на все, ибо их любовь не могла умереть...
«И она действительно не умерла», — подумала Шона, глядя на одинокий, мрачный силуэт мужчины, не способного вырваться из плена воспоминаний.
В сердце Шоны словно дул ледяной ветер.
Что-то подсказывало ей: если этот человек обречен прожить остаток своих дней одиноким, словно в пустыне, то и она никогда не познает ничего, кроме одиночества.
Вернувшись на судно, они обнаружили, что все уже готово к отплытию. Маркиз посовещался с капитаном, и через час они уже плыли по направлению к Бискайскому заливу, а оттуда — к Гибралтару.
Эффи в мельчайших подробностях описала, как Лайонел пытался покинуть судно, но этому воспрепятствовал капитан.
— Я велела Лайонелу держать себя в руках, — похвасталась Эффи. — Думала, он не станет обращать на меня внимания, но не тут-то было. Впрочем, я быстро его приструнила. Он, в общем-то, неплохой парень, если не потакать его капризам.
— Уверена, маркиз будет очень рад это слышать, — улыбнувшись, сказала Шона.
— Вы ездили в какое-то интересное место?
— В небольшую церквушку близ Кале. У маркиза были довольно веские и в то же время странные причины для этой поездки. Эффи, я начинаю думать, что некоторые вещи, сказанные тобой, не так уж далеки от истины.
— Вы имеете в виду, что он в самом деле монстр?
— Нет, не монстр, но одержимый — человек, не могущий обрести покой.
— Из-за нее?
— Из-за нее? — с легким раздражением эхом откликнулась Шона.
— Из-за его невинно убиенной возлюбленной, — с некоторым удовольствием смакуя эти слова, ответила Эффи.
Шоне такое определение показалось просто отвратительным. В подобном свете маркиз выглядел персонажем дешевой мелодрамы, что было несправедливо по отношению к живому, тяжко страдающему человеку, которого она видела сегодня в церкви. Человеку, вынужденному снова, след в след, возвращаться к месту, где он познал такое недолгое счастье.
