Симона Вилар - Светорада Медовая
– Там за перегородкой я видел баранчиков, – сказал малыш. – Можно их погладить?
Светорада стала объяснять, что эти животные станут для них пищей в пути, но мальчика это не обрадовало. Он нахмурил темные, будто прорисованные бровки, сердито поджал губу. И у Светорады даже дрогнуло сердце – до того он в этот миг походил на князя Игоря.
Но Глеба уже отвлекало иное. Он склонился, заглядывая под настил палубы, где тянули глухую песню гребцы, заставляя вздыматься и опадать мощные ряды весел.
Охраняет Господь путь праведных, И путь нечестивых погибнет…
Вскоре Глеб потерял интерес и к гребцам – куда занятнее было наблюдать за сновавшими по реям корабелами, следить, как полощется огромный парус с изображением темноокой суровой женщины в головном покрывале, как у мамы. И маленький Глеб стоял, подняв кверху голову, потом стал важно прогуливаться по палубе, заложив за спину ручки, смотрел на кормчих, которые с напряженными лицами налегали на кормило, разворачивая огромный корабль. Светораду умилял его вид – такой нарядный в своем малиновом длиннополом кафтанчике и в этих крохотных сапожках из зеленой кожи с позолоченными каблучками. Настоящий маленький княжич, правда, в облике византийца, ибо ее сына подстригли как ромея, подвив вниз челку, а одна из прислужниц даже надела ему на грудь плетенную из шелковистых нитей ладанку с вышитым крестом в круге.
Большой дромон уже вышел из гавани, быстро удаляясь от берега, но еще были видны желтоватые башни Херсонеса, вход в тихий порт, кресты на базиликах, ступени лестниц, спускавшихся к морю… Ипатий Малеил часто заморгал, не понимая, откуда эта непрошеная слеза. От ветра, должно быть…
Он прошел переговорить с капитаном, потом смотрел на Светораду, неподвижно стоявшую у перил и так же, как он ранее, не сводившую взгляд с берега. Морской ветер развевал ее головное покрывало, трепал полы пенулы. Она уже выглядела как византийская матрона, горделивая и прекрасная, но когда повернулась… Ипатий угадал в ее ласковой улыбке, в этих непокорно выбивающихся из-под вуали золотистых кудрях ту прежнюю Светораду, которую полюбил своим сердцем бывалого мужа, словно ее дивная красота вернула ему все порывы жаркой молодости. И вот, наконец, он получил ее как дар этой земли.
Ипатий подумал о том, что Светораде исполнилось двадцать лет. Она уже не та девочка, которая развлекала и умиляла его при дворе смоленского архонта Эгиля Золото. Она стала женщиной, более достойной, более мудрой… более страстной. Вспоминая их полные неги ночи, он почувствовал, как глухо ударило о ребра сердце. Его нескончаемая счастливая любовь, исполнившаяся мечта, его Светлая Радость… Она стала еще прекраснее за это время, и хотя ее дивные янтарные глаза были глазами много пережившей женщины, он сделает все, чтобы к ней вернулась прежняя беспечность, чтобы она вновь чувствовала себя счастливой, вновь смеялась и плясала.
Его опять отвлек капитан, уточняя, как им лучше плыть: вдоль побережья, что дольше, но и безопаснее, или по более скорому и опасному пути – через широкие воды Понта Эвксинского? Ипатий осведомился у опытного морехода, что тот сам думает по этому поводу.
Светорада посмотрела на Ипатия с легкой улыбкой. Она очень уважала его и была ему несказанно признательна за его преданность и любовь. За то, что он поднял ее, вернул ей сознание собственной значимости, дал вновь ощутить радость любовных отношений, о которых она почти стала забывать… И она верила, что жизнь с Ипатием Малеилом будет беспечной и спокойной. Устав от страстей и перемен в своей жизни, она так хотела благополучия и мира в душе… Ипатий все это сможет ей дать. А любовь… Женщина всегда хранит в себе частицу нежности, которая однажды может стать и любовью. Но отчего-то русской княжне вдруг вспомнилось давнишнее предсказание гадалки из-под Смоленска: все треволнения и невзгоды Светорады окончатся лишь тогда, когда о ней позаботится человек, которому до нее не будет никакого дела… Странно, княжна бы не назвала Ипатия Малеила равнодушным. Неужели будет еще кто-то? О нет! Она так устала от череды желавших ее мужчин, она хочет покоя и благоденствия.
Именно в этот миг внимание русской княжны привлек всадник, стремительно скакавший по побережью. Казалось, он надеялся посуху догнать уходящий дромон. Княжна даже заволновалась, видя, как он гонит коня у самой кромки обрывистого берега, как будто набирает разбег, словно задумал взлететь. Какой неосторожный, какой дерзкий! И чем-то этот порыв незнакомого всадника напомнил ей ее Стему… Та же бесшабашная удаль, смелость, безрассудство.
Расстояние до берега было уже немалым, Светораде сложно было разглядеть всадника, но все же она различила и рыжую масть его лошади, и развевающийся на ветру голубой плащ, и светлые длинные волосы… Почти как у Стемки.
В этот момент ветер почти стих, большой дромон как будто замер, замедляя бег, пока длинные весла взмыли над водой с обеих сторон бортов. Парус затрепетал и обвис, прилипнув к мачте, и кормчие стали звать корабельщиков, чтобы подтянули снасти.
Светорада со своего места у борта видела, как всадник на берегу тоже сдержал коня, почти вздыбив его, как стремительно схватил лук, натянул тетиву… Безумец, неужели он вознамерился стрелять?
В следующее мгновение Светорада, ахнув, отшатнулась – стрела вонзилась в борт в нескольких локтях от нее, задрожала оперенным древком. Вот это выстрел! Да еще с такого расстояния и с учетом порывов морского бриза… Так мог стрельнуть… только ее Стема.
Княжна невольно подалась вперед, сердце ее учащенно забилось. Смотрела на силуэт всадника, кружившего на коне у самой кромки обрывистого берега. Он как будто даже помахал рукой. Угрожает?.. Что-то хочет сообщить? Она усиленно пыталась разглядеть всадника с разметавшимися светлыми волосами.
Однако попавшую в борт корабля стрелу заметили и другие. Взволнованный Ипатий тут же оказался рядом, стал увлекать Светораду в сторону.
– Дикий край! Сколько я усилий приложил, чтобы навести здесь порядок! Однако же я не всемогущ, и немало бродяг совершают тут самые дерзновенные поступки… Идемте, княжна, – говорил он, накидывая ей на плечи белый шерстяной плащ. – Не волнуйтесь, мы уже в безопасности!
Его голос подействовал на нее успокаивающе и отрезвляюще. На что она понадеялась, когда сама помнит, как откинулась на ее коленях голова Стемы… мертвого…
Они ушли с Ипатием в постройку на корме. На корабле ударили в било, задавая темп гребцам, парные ряды весел ушли под воду, и дромон, получив новый толчок, поплыл в далекую благословенную Византию, расправив парус с охранительницей Богородицей…
