Милая грешница - Александер Виктория
Первый год после расторжения брака Гидеон провел в пьяном угаре. Он проигрывал огромные суммы денег, но даже не обращал на это внимания. Ни один мужчина не вправе иметь столько женщин, сколько имел он, не зная их имен и не помня лиц. От полного бесчестья его спасло лишь то, что он совсем перестал появляться в лондонском светском обществе. Он не бывал на балах, вечеринках и светских раутах, где присутствовали матроны в надежде выдать своих дочерей замуж за подходящих виконтов. Он опустился на дно лондонской жизни, бывал в Ист-Энде, возле верфей, в районах Саутуорка или Севен-Дайалс, а также в некоторых других местах, пользующихся дурной репутацией, где лишь немногие джентльмены осмеливались появляться после наступления темноты. Его не раз грабили и избивали. Он возобновил свое знакомство с Хелмсли и Норкрофтом в районе Хеймаркета, где они пытались выиграть какое-то дурацкое пари, заключенное с Кавендишем, который, возможно, в первый и последний раз в своей жизни проявил здравый смысл и не сопровождал их Там эту парочку угораздило сцепиться с какими-то головорезами В последующие годы приятели так и не пришли к единому мнению, кто кого тогда спас, но Кавендиш всегда сокрушался, что не пошел тогда вместе с ними. Встреча с людьми своего круга потрясла тогда Гидеона, заставив понять, насколько низко он опустился. Вернувшись домой, он задумался, как могло случиться, что потеря женщины чуть было не разрушила его жизнь. Запершись в своей комнате, он думал над этим целых три дня. Когда он вышел оттуда, алкоголь и воспоминания о невостребованной любви остались в прошлом. Он начал с того, на чем закончил нормальную жизнь, но стал более циничным, более насмешливым, а язык его был временами острее, чем следовало бы, но ведь всего этого можно было ожидать. Он стал другим человеком. Два года спустя он, Хелмсли, Норкрофт и Кавендиш, являясь завсегдатаями одних и тех же клубов и вращаясь в одних и тех же кругах, подружились и с тех пор оставались друзьями.
– Я намерен видеться с ней по возможности чаще, – коротко сказал Гидеон.
«Если можно, то каждый день и, несомненно, каждую ночь».
– Ты ведь знаешь, что я считаю ее своим другом, – сухо заметил Хелмсли.
– Мне это хорошо известно.
– Это дает мне право спросить о твоих намерениях. – Он говорил непринужденным тоном, но выражение глаз было серьезным.
Норкрофт аж застонал.
Гидеон приподнял бровь:
– О моих намерениях?
– Да, – кивнул Хелмсли.
– Послушай, Хелмсли, – взмолился Норкрофт, – ты – ее бывший любовник, а не папаша.
– Я ее друг и отношусь к обязанностям друга серьезно.
– Но ты и мой друг тоже, – сказал Гидеон. – Почему бы тебе не спросить у нее, каковы ее намерения относительно меня?
– Он никогда ни в малейшей степени не интересовался намерениями какой-нибудь женщины по отношению ко мне, – печально покачал головой Норкрофт. – Я, возможно, не переживу такого пренебрежения.
Хелмсли игнорировал его слова.
– Если возникнет такая ситуация…
– Я могу сказать тебе, какими были мои намерения до прошлой ночи, – сказал с озорной улыбкой Гидеон. – И какими они являются на данный момент.
– Вот как? – Хелмсли приподнял бровь.
– Мы намерены наслаждаться компанией друг друга так долго, как оба того пожелаем.
– Понятно, – сказал Хелмсли. – Я хотел бы рассказать тебе кое-что о Джудит. Думаю, тебе было бы полезно это знать.
– Я предпочитаю обо всем узнать сам, – заявил Гидеон. И о том, как ее тело выгибается навстречу ему в порыве страсти, и о том, как стекленеют ее глаза в моменты наивысшего наслаждения, и о том, как ее сердце бьется рядом с его сердцем.
– Я это понимаю, – сказал Хелмсли, искоса взглянув на него. – Но я не имею в виду интимные подробности.
– Слава Богу, – пробормотал Норкрофт.
Хелмсли чуть помедлил, как будто не был уверен, стоит ли это говорить.
– В Джудит много такого, чего сразу и не увидишь.
– Того, что видят глаза, более чем достаточно, – хохотнул Гидеон. – Возможно, Джудит Честер – самая независимая женщина из всех, которых я встречал. В то же время она прелестна и весьма красива. – Он отхлебнул бренди. – Она, знаешь ли, установила правила – более точного слова не подберешь – для нашей связи.
– Правила? – Норкрофт насмешливо фыркнул.
– Правила? – нахмурил брови Хелмсли. – Для меня она никогда не устанавливала правил.
«Это потому, что она не прыгала в твою постель очертя голову», – улыбнулся своим мыслям Гидеон.
– Правила? – не веря своим ушам, повторил Хелмсли. – Как я уже говорил, Джудит не такая, какой ее считают. Она чрезвычайно скрытный человек, и эта ее беспечность всего лишь напускная. За долгие годы мне приходилось иногда видеть проявления ее подлинного характера, и я знаю, что она не такая сильная, какой кажется.
– Как и многие из нас, – пробормотал Норкрофт.
Хелмсли пристально посмотрел на Гидеона:
– Что тебе известно о ее замужестве?
Гидеон пожал плечами:
– Только то, что, по ее мнению, они с мужем были родственные души.
– Это я тоже слышал, хотя мне она о нем никогда не говорила, – сказал Хелмсли. – И тот факт, что она рассказала об этом тебе…
– Она сказала это случайно, – остановил его Гидеон, – не придавая этому никакого значения. – Однако признание Джудит, насколько он помнил, его как-то странно задело.
– Ну что ж, когда мы с Джудит были… вместе, я навел кое-какие справки о ее муже…
Норкрофт приподнял бровь:
– И она тебе это разрешила?
– Она об этом не знала, и я не хотел бы, чтобы она узнала об этом сейчас, – сказал Хелмсли и, встретившись взглядом с Гидеоном, добавил: – Договорились?
Гидеон кивнул в знак согласия.
– Джудит вышла замуж за барона Честера, когда ей едва исполнилось семнадцать лет. Он был немногим старше ее, но уже имел титул и обладал довольно большим состоянием. Судя по слухам, ходившим в то время, они влюбились друг в друга с первого взгляда. И почти сразу же поженились. – Хелмсли отхлебнул глоток бренди. – На следующий год умерли родители Джудит.
– Сразу оба? – спросил Гидеон. Хелмсли кивнул:
– Кажется, от оспы. Они завещали ей кучу денег, но у Джудит, кроме мужа, никого не осталось. – Хелмсли на мгновение задумался. – Насколько я слышал, он был довольно странным типом, воображал себя поэтом. Кажется, семьи у него не было, кроме сестры. Они частенько устраивали грандиозные экстравагантные вечеринки, но ходили слухи, что у него периоды хорошего настроения перемежались приступами депрессии. Он умер через три года после того, как они поженились.
– Каким образом? – спросил Норкрофт.
– Произошел какой-то несчастный случай, но подробностей никто не знал, по крайней мере никто из тех, с кем я разговаривал. Все это я слышал от многочисленных женщин из моей семьи. Если бы ходили какие-нибудь сплетни или рассказывали какую-нибудь пикантную историю, женщины Эффингтон наверняка знали бы об этом. То, что они не знали подробностей, означает, что либо Честер был чрезвычайно скрытен…
– Как и его жена, – пробормотал Гидеон.
– …либо что-то было не в порядке.
– Не в порядке? – переспросил Норкрофт. – Что ты хочешь этим сказать?
– Не в порядке с Честером? – Гидеон наклонился вперед. – Может быть, он был болен?
– Не знаю. Джудит никогда о нем не говорила.
– Это уже само по себе странно, не так ли? – задумчиво произнес Гидеон. – Казалось бы, женщина, влюбленная в своего мужа, должна время от времени упоминать его имя.
– Если только она не старается забыть его, – сказал Хелмсли.
– Или если она не желает ни с кем делиться дорогими воспоминаниями, – добавил Норкрофт.
– Возможно, – пожал плечами Хелмсли. – Свой зимний сад она завела после его смерти. Думаю, она перенесла свою страсть к мужу на растения.
– Может быть, – сказал Гидеон. – Джудит – натура страстная. Это видно по всему, что она делает. Но я не понимаю, почему ты считаешь, будто она не такая женщина, какой кажется.
