Сирота с Манхэттена - Мари-Бернадетт Дюпюи
- Неужели нашего обитателя гор вывели на прогулку? - Она обернулась к дочке: - Может, подойдем поближе? Не испугаешься?
- Нет, я медведя совсем не боюсь. И того господина в большой черной шляпе тоже!
- Вот и славно! А я думала, не из-за медведя ли тебе этой ночью снились плохие сны.
Элизабет помотала головой. Она просто не могла ответить родителям, когда они расспрашивали о ночных кошмарах; чаще всего видения, заставлявшие ее ночью кричать от ужаса, после пробуждения становились смутными и запутанными. От них оставалась только чувство печали, но скоро забывалось и оно.
Послышался раскатистый голос дрессировщика медведей. Житель Пиренеев громко препирался с матросом.
- Как это - моему мишке нельзя потанцевать? Пусть люди посмотрят, порадуются! Даже те, кто едут первым классом, готовы похлопать Гарро!
Горец тростью, окованной железом, указал на тянущийся вдоль судна узкий коридор и террасу одного из салонов, откуда богатые пассажиры наблюдали за представлением. Дамы были в роскошных платьях и шляпах с пышными перьями, их драгоценности сверкали на солнце.
- Капитан - единственный хозяин на корабле, - не сдавался молодой матрос. - И он не хочет никаких развлечений на борту сегодня утром. У нас покойник и все связанные с этим хлопоты. Неужели непонятно?
Медведь в прочном наморднике, равнодушный к этим доводам, внезапно встал на задние лапы и принялся раскачиваться из стороны в сторону, потом по очереди поднимать лапы.
- Смотрите сами, Гарро хочет размяться! - заявил дрессировщик.
Засмеялась женщина, восторженно присвистнул подросток. В медведя полетели мелкие монетки, и он изобразил некое подобие реверанса. Катрин отступила: на эту униженную покорность было жалко смотреть.
- Кати! Принцесса моя! Вот вы где! Я вас искал.
Гийом обнял супругу за талию. Элизабет была увлечена представлением, и супруги отошли на два шага.
- Кати, я ходил к родным Ракель Бассан. Они молятся у ее смертного одра. Похороны состоятся сегодня вечером, - шепнул он ей на ухо. - Подумать только! Они собираются устроить похороны по морскому обычаю, то есть тело, завернутое в саван, сбросят в океан.
- Господи, какой ужас! - содрогнулась Катрин.
- Капитан говорит, другого выхода нет. Отчего умерла мадам Бассан, неясно, он опасается распространения инфекции. К тому же мы посреди океана.
Катрин перекрестилась, охваченная священным ужасом. Гийом привлек ее к себе, поцеловал.
- Я поприсутствую на церемонии вечером, - сказал он, - а вы с Элизабет оставайтесь в спальном отсеке. Она очень нервная, лучше ее от этого оградить.
Девочка подбежала к родителям. Она улыбалась, сжимая в руке куклу.
- Завтра вечером медведь Гарро дает представление! - воскликнула она. - Мамочка, мы же пойдем? Еще там будет музыка!
- Конечно пойдем, дорогая! А пока попросим папу раздобыть для тебя молока и свежего хлеба, - ласкающим голосом предложила Катрин.
Муж догадался, что она хочет отдать покойнице последний долг и ему лучше увести Элизабет. Молодая женщина торопливо спустилась в твиндек. В спальном отсеке царило привычное оживление. Но пока она шла к той его части, где расположилась еврейская семья, становилось все тише. Скоро она различила шепот молящихся, наводящий на мысль о заупокойной службе.
Сделав еще несколько шагов, Катрин увидела тело старушки, завернутое в простыню так, что виднелось одно лишь воскового оттенка лицо. Рядом стояли сыновья покойницы с женами и двое внуков.
«Я не их конфессии, - подумала молодая женщина. - И едва была знакома с бедняжкой. Мое присутствие могут счесть неуместным».
И все же она задержалась ненадолго - едва слышно прочла «Отче наш». С тяжелым сердцем, так и не решившись приблизиться к скорбящим, она смахнула слезу.
На борту парохода «Шампань», вечером того же дня
Гийом не мог отвести взгляд от черной воды, в которой только что исчез зловещий сверток продолговатой формы. Волны с плеском ударялись о корпус судна, в небе, как и в любой другой вечер, сияла луна, а тело, зашитое в саван с кусками чугуна для утяжеления, было предано океану.
Капитан все еще стоял навытяжку, приставив руку к своей обшитой золотым галуном фуражке. Часть экипажа присутствовала на совершаемой в желтом свете керосиновых ламп церемонии, стремительной и вызывающей бурю эмоций.
Давид Бассан уважительно поприветствовал капитана и теперь, как и молодой плотник, неотрывно смотрел на воду. Его мать упокоилась здесь, в безвестной точке Атлантики, не прожив и дня из той новой жизни, которая была уготована им на американской земле.
Рядом с Гийомом стояли, облокотившись о перила, Колетт с Жаком, своим супругом. Лица у них были печальные. Двоих сыновей они оставили под присмотром Катрин.
- Не хотелось бы мне вот так умереть, - пробормотала Колетт. - Только подумаю - и мороз по коже!
- Да уж, пойти на корм рыбам - небольшая честь, если спросите меня, - подхватил ее супруг. Он чуть растягивал слова, что выдавало в нем северянина. - Но другого выхода не было. Проклятье! Это морской закон. Я тут разговаривал с одним матросом - такого наслушался!
Бывший шахтер состроил гримасу, показав донельзя испорченные зубы, и продолжил:
- Я имел несчастье обмолвиться, что у себя, в Валансьене, разводил кроликов. Так вот, оказывается, слово «кролик» на борту говорить запрещено. И «заяц», и «веревка», и «шпагат»! А хуже всего, мсье Дюкен, - это причинить вред чайке! В этих птицах живут души утопленников.
- Ба! Вот чего можно не опасаться! - проворчала Колетт. - Пока мы в открытом море, чаек не видать!
Гийом кивнул, давая понять, что разговор показался ему интересным, и только потом распрощался. Ему не терпелось вернуться к Катрин, поцеловать дочку, даже если она уже спит.
«Благодарение Богу, корабль новый и пребывание на нем более комфортное, чем это было раньше. Не хотел бы я, чтобы две мои принцессы путешествовали на судне, похожем на те, что перевозили эмигрантов последние двадцать лет!»
В их отсеке было почти пусто: пассажиры ушли в столовую. Катрин, лежа на боку, рассказывала Полю сказку.
- Элизабет съела свой суп и сразу уснула, - пояснила молодая женщина. - Поль ведет себя хорошо, а вот его братец убежал неизвестно куда, хоть я ему и запрещала!
- Он наверняка вертится в районе камбуза, не волнуйся. Леонар - большой мальчик, ему уже десять, - рассеянно отвечал Гийом. - Их родители скоро придут. А ты поела, Кати, любимая?
- Немного супа, как и наша красавица. Твою порцию я захватила
