Чарльз Норрис - Зельда Марш
Так они развлекались по вечерам. Дни же становились Зельде все более нестерпимы. Детали человеческих болезней, интимные тайны, сообщаемые пациентами доктору в уверенности, что их никто, кроме него, не слышит, все более и более нервировали ее. Она и не подозревала, что в жизни есть столько гадостей и ужасов. Бэкерсфильд с его пороками и беззаконием был Сионом в сравнении с Содомом и Гоморрой, откуда являлись отвратительные, пораженные болезнями люди за помощью к доктору Бойльстону. Однажды какое-то особенно омерзительное сообщение перевернуло всю душу Зельды. Больше она не могла выносить это. В тот же вечер, по уходе последнего больного, она объявила доктору, что хочет уйти.
— Но, деточка, отчего же вы мне раньше не сказали? Конечно, я понимаю, что вам невмоготу сидеть под замком и слушать все эти гадости!
— Не понимаю, как вы можете выносить это, доктор?
— Но я этим кормлюсь, дорогая!
— Мне придется вернуться к дяде Кейлебу…
— Глупости! Ничего подобного вы не сделаете. Терпели же вы целых три недели — потерпите еще столько же месяцев — а потом вы будете свободны, как ветер!
— Я не в состоянии больше торчать тут даже и одного дня! Не могли бы вы отыскать для меня пансионат? Когда я еще была маленькой девочкой, я жила у миссис Хэджерти на Шотуэлль-стрит.
— Вы хотите, чтобы все тотчас заподозрили что-то неладное, увидев такую хорошенькую девушку и в вашем возрасте одну в пансионате? Чтобы толки дошли до полиции?
— Полиции?!
— Ну, да! Дядя известил полицию о вашем бегстве и обещал вознаграждение тому, кто сообщит что-нибудь о вас.
— О господи!
— Тревожиться вам нечего, мы с вами ловко их провели. Теперь придумаем выход, который бы вас устроил. Что до меня, то я буду вполне удовлетворен, если за это время вы немножко полюбите старого хрыча Бойльстона.
— Вы же знаете, доктор, как я вам благодарна за все, что вы сделали…
— Правда?
— Ну, конечно! Вы это отлично видите!
— Нет, не вижу. Вы никогда не бываете ласковы ко мне, никогда меня не поцелуете…
— Может быть, когда я снова приду в себя…
— Да, вы много пережили, бедняжка!
— И потом, доктор, вы знаете, ведь… Майкл…
Лицо доктора омрачилось.
— Не особенно хорошо с вашей стороны продолжать думать об этом юном нахале!.. — Он проговорил это чуточку резко.
Наступило натянутое молчание.
— Ну, что же, я подожду, — объявил, наконец, доктор, видимо, уже не раз размышлявший об их взаимоотношениях.
— А теперь давайте подумаем, как быть с квартирой для вас, — переменил он тон. — Конечно, вы не можете долго оставаться в этой коробке. Надо будет подыскать что-нибудь более подходящее.
В тот же день, вечером, он сообщил ей свой план.
— Еще одна ночь здесь, — он нежно погладил ее по плечу, — а завтра вы можете перебраться в свое собственное жилище.
Оказалось, что он снял для Зельды смежную с его консультацией квартирку, уже с месяц пустовавшую. В квартирке было больше приспособлений для хозяйства, чем в Бойльстоновской. И она даже соединялась дверью с этой последней.
Наутро доктор и Зельда под своей вуалью отправились закупать все, что нужно, от коврика у двери до чайной ложки. Вечером он добыл ключ и повел Зельду осматривать новое ее жилище.
— Вот тут вы можете устроить спальню, а здесь — мы будем обедать вместе, если вы пожелаете и впредь обедать со мной. — Он многозначительно улыбнулся.
Он стал рисовать в радужных красках жизнь, которую она будет вести в новой квартире, в полной безопасности от преследований дяди. Первый раз за все три недели у Зельды стало легко на душе.
— Все это будет ваше, ваш собственный угол, — говорил доктор.
— Собственный угол! — повторила она с восторгом.
Промелькнули в памяти чердак, чулан в подвале, оранжерея, местечко меж ветвей ивы… Все места, где она пыталась создать себе этот «свой угол».
— И мне можно будет завести щенка или кошку, чтобы не было скучно? — спросила она со счастливым смехом.
Доктор утвердительно кивнул и ласково поглядел на нее.
— Вы очень добры ко мне, — промолвила Зельда, и губы у ней задрожали.
— Зельда, да для меня это самая большая радость, какую я когда-либо имел в жизни! — сказал внезапно охрипшим голосом Бойльстон и обнял ее.
В порыве признательности она припала головой к его плечу.
— Зельда, девочка моя маленькая, мой цветочек! — прошептал он. — Так вы немножко любите старого Бойльстона, да?
— Вы — такой добрый…
— И мне можно будет когда-нибудь поцеловать вас, да?
Глаза его сквозь стекла очков ярко сверкали, губы кривились от волнения. Он был до трогательности похож на голодного мальчика, и Зельда не могла отказать ему в поцелуе.
— Ах, Зельда, Зельда! — вскрикнул он, когда она высвободилась. — Вы не знаете, как я вас люблю. Вы — изумительная девушка!
На следующий день они снова отправились в поход по магазинам. Хорошенькая, крытая плюшем мебель для нового жилища, широкая кровать, одеяло, газовая печка, посуда, белье, зеркало, тысяча мелочей и, наконец, белый пушистый шарик, величиной с два кулака Зельды, с розовым носиком, розовым язычком и розовыми ушками, окрещенный «Джинджером».
— Ах ты, прелесть, прелесть! — шептала в пушистое ушко Зельда, подымая котенка к лицу и любуясь им. — Что бы я стала делать без тебя? Ты — мой единственный товарищ.
Ночью Джинджер спал на ее постели, свернувшись в клубочек, так что виднелся только розовый носик. А она зарывалась лицом в его белую шерсть и шептала: «Майкл!» И горячие слезы жгли ей щеки и капали на подушку.
Первые дни прошли в хлопотах. Понемногу все было расставлено, прилажено, и наступил день, когда она объявила Бойльстону, что она уже совсем устроилась и надо отпраздновать новоселье. Зельда — дочь повара — стряпала прекрасно и приготовила пир на славу. У них с доктором вошло в обычай завтракать и обедать вместе. Зельда, стараясь угодить ему, проявляла чудеса кулинарной изобретательности. Доктор, разумеется, рассыпался в похвалах и, в свою очередь, баловал ее, принося постоянно сласти, вино, сыр и разные подарки — книгу, пару шелковых чулок, браслет. Каждую неделю Зельда находила на своем столе двадцать долларов. Она теперь, здороваясь и прощаясь, постоянно целовала доктора. Ее трогало смиренное обожание, которое она читала в его глазах. «Он такой простодушный и славный малый», — думала она.
«Принцесса в башне» — называл он Зельду.
Она жила одна в огромном доме, и о ее существовании здесь знала только старуха Гоббс, приходившая убирать консультацию. Но миссис Гоббс была воплощенная скромность и преданность, и ее нечего было опасаться.
