Чарльз Норрис - Зельда Марш

Днем Зельда не очень обращала внимание на это, но ночью, когда доктора не было рядом, она все время думала о том, что она одна-одинешенька в этой пугавшей ее огромной каменной коробке, где гулко перекатывается эхо. Привратник дежурил внизу только до двенадцати, потом скрывался куда-то в свою нору, а до этого ровно в шесть часов вечера появлялись женщины, убиравшие конторы, и часто запах пыли и мокрой швабры проникал в убежище Зельды. Около десяти уборщицы кончали и уходили — и наступала тишина, прерываемая лишь иногда внезапным выстрелом — громким стуком захлопнутой двери, торопливо удаляющимися шагами. Зельда часто просыпалась от странных звуков, гулко раздававшихся в мертвой тишине пустого дома. Она старалась побороть страх. Ее дверь запиралась при помощи тяжелого болта и какого-то специального замка, который доктор принес и приладил сам. Он снабдил Зельду маленьким револьвером, и она была уверена, что сумеет пустить его в ход, если понадобится. Доктор неоднократно доказывал ей — и с каждым разом все более убедительно — что для нее безопаснее укрыться в этом мрачном доме с его пустеющими к вечеру конторами, чем в людной гостинице. Но все же по ночам здесь бывало жутко. В ту дождливую декабрьскую ночь, когда она убежала из дома дяди, доктор сразу привез ее сюда — тут они могли переговорить, никем не замеченные. Четыре маленькие комнатки его консультации, где пахло эфиром и йодоформом и стояли стеклянные шкафы с блестящими инструментами, показались тогда Зельде надежнейшим приютом, — и она, наконец, дала волю своему отчаянию. Доктор Бойльстон ждал терпеливо и молча, понимая, что ей надо выплакаться.

С той ночи все шло как-то автоматически. Доктор, как она и ожидала, проявил доброту, деликатность и участие. Он устроил ей постель на кожаном диване в приемной, достал одеяло, старое пальто, подушку и обещал прийти рано утром, чтобы обсудить положение и решить, что делать дальше. Он заверил ее, что ничего не скажет дяде и ни за что не допустит увезти ее в заведение Св. Катерины.

— Дорогой мой калифорнийский цветочек, сказал он, — вы в беде вспомнили обо мне, старом хрыче, и пришли за помощью, и я был бы последним из негодяев, если бы выдал вас!

Доктор сдержал слово и часто смешил Зельду, рассказывая ей, как он с невинным видом приставал к дяде и тетке с расспросами, не напали ли они на след беглянки, не получили ли известия от нее. Старый Бэрджесс, в конце концов, попросил его не говорить с ним больше о племяннице.

По утрам доктор являлся с булками, яйцами и всем прочим и принимался готовить завтрак на Вунзеновской горелке, и оба они хохотали, когда дело не шло на лад.

— Не вижу причин, почему бы вам не оставаться здесь, Зельда. Это — последнее место во всем мире, где они стали бы вас искать.

— А я думала ехать в Бэйкерсфилд, — сказала она нерешительно.

— Что вы там будете делать? Вас все знают, тотчас донесут дяде, и он пошлет за вами. Кейлеб — человек настойчивый. Он не успокоится, пока не найдет вас и не водворит в приют Св. Катерины. Я его хорошо знаю. Останьтесь здесь хотя бы на несколько дней, пока вас перестанут искать. Я доставлю вам сюда книги, все, что нужно, устрою, чтобы нам можно было обедать вместе. Они ни за что не догадаются, где вы.

Зельда слушала, хмурясь, крепко сжимая руки. В эти минуты она так остро ощущала свою беспомощность и заброшенность.

— Я бы хотела… — начала она.

— Да?

— Доктор Бойльстон, — продолжала она порывисто, — вы были так добры ко мне, изумительно добры. Не окажете ли вы мне еще одну услугу?

Он ждал, вопросительно глядя на нее.

— Не перешлете ли вы весточку от меня Майклу Кирку?

Он поджал губы и энергично покачал головой.

— Вам хочется, чтобы открыли ваше убежище? Я делаю, что могу, чтобы вызволить вас, Зельда, а вы хотите все испортить! Лучше бы вы вообще с этим делом покончили, право!

— Вы представления не имеете, как я люблю его, доктор!

— Он, кажется, гораздо моложе вас?

— Только на один год.

— А выглядит совсем мальчиком!

— Я хочу, я должна с ним увидеться!

— Ладно, ладно! — успокоительно промолвил ее собеседник. — Все это со временем устроится. Но я бы вам советовал пока не писать и не встречаться с ним. Может обнаружиться, где вы прячетесь, и у меня тогда возникнет куча неприятностей. Вам надо продержаться как-нибудь только три месяца, а там вы станете совершеннолетней, и они ничего не смогут вам сделать.

«Что за печальные, и вместе с тем занятные и полные событий три месяца!» — думала Зельда в один из мартовских дней, стоя у окна и глядя сквозь кружево занавесей на шумную и многолюдную Маркет-стрит. Трудно было теперь понять, как все это вышло, трудно проследить все те незначительные события, что день за днем подготовляли ее новое положение.

Доктор позаботился, чтобы ей было уютно, чтобы она ни в чем не нуждалась во время своего заточения. Они обедали вместе в маленькой лаборатории, как добрые товарищи, болтали и смеялись. Выходить Зельда не решалась. В течение первых десяти дней она видела только доктора и уборщицу, приходившую по вечерам на один час. Каждый день доктор приносил ей какой-нибудь маленький подарок и в конце концов она просто снабдила его списком разных необходимых ей принадлежностей туалета. Но время шло — и это сиденье взаперти начало ужасно тяготить Зельду. Доктор Бойльстон принимал в консультации от двух до шести. Частенько пациенты являлись в семь и позже. По утрам, до двенадцати, он ездил по больным, а Зельда оставалась полной хозяйкой и могла расхаживать по всем комнатам, сколько захочется. Потом они весело готовили завтрак в лаборатории, а с первым звонком у двери Зельда пряталась в задней комнате до вечера, пока не уйдет последний пациент. Читала, шила, пока не устанет, — или раздумывала о своем положении, лежа на диване. Из кабинета сюда доносилось каждое слово доктора и пациентов. Жуткие то бывали диалоги, жуткие подробности узнавала Зельда! Иногда доносились стоны, крики, потом вздох облегчения и всхлипывание: «о, благодарю, благодарю вас, доктор!» Зельда затыкала уши пальцами, даже плакала иногда, и порою ей казалось, что она не выдержит дольше ни одного дня в этой консультации. Лучше убежать, рискуя снова попасть в ненавистный ей дом дяди, лучше даже приют Св. Катерины, чем эта тюрьма!.. Перед глазами ее неотступно стоял Майкл с его милым улыбающимся лицом и веселыми искорками в глазах. Что с ним сделали?.. Не думает ли он, что она его забыла?

Бойльстон скоро обратил внимание на ее бледность и нервность и всполошился. Его цветочек скучает в заточении! Он стал еще чаще приносить подарки и лакомства. Наконец, в один прекрасный день принес густую синюю вуаль с широкой каймой, хорошо скрывающую лицо, и повез Зельду обедать в мало посещаемый ресторан, а оттуда на концерт. Это положило начало ряду вылазок. Доктор повел ее в один магазин, открытый по вечерам, и купил ей прелестное платье, строгий костюм для гулянья и шляпу к нему. Ездили они и к морю. Зельде нравилось наблюдать все вокруг сквозь синюю дымку вуали. Изредка доктору приходилось раскланиваться со знакомыми, но его спутницу никто не узнавал.