Молли Хейкрафт - Прекрасная Джоан
Я услышала голос матушки – усталый, но радостный и веселый:
– Вот твоя невеста, сын мой! Вначале отнеси ее, затем возвращайся за мной.
Опустив невесту на землю, он познакомил меня с Беренгарией; я нагнулась и попыталась распутать ее длинную мантию, чтобы она не мешала ей идти по песку. Ножки у нее были очень маленькие; я выпрямилась, улыбнулась и сказала, как рада познакомиться с новой сестрой, и первое, что я заметила, – огромные черные глаза. Губки ее были похожи на бутон розы, ушки – на нежные раковины, плотно прижатые к голове, а рука была такая крошечная, что, казалось, принадлежала ребенку.
Заметив, что рука ее дрожит, я снова склонилась к ней и нежно поцеловала в щеку.
– Мы подружимся, – сказала я, – я уверена в этом!
Даже если она и ответила что-то, я ничего не услышала, так как Рик уже возвращался от галеры, неся на руках матушку. Я подбежала к ним, смеясь и плача одновременно. Матушка тоже смеялась; она порывисто обнимала и целовала меня, и ее лицо, как и мое, было мокро от слез.
Осознав, что наши придворные столпились вокруг и слуги держат факелы, чтобы осветить нам дорогу к носилкам, мы наскоро привели себя в порядок. Матушка приветствовала придворных краткой речью, и мы без дальнейших отлагательств отправились в замок Ричарда.
По пути я думала о матушке. Правда, она уже была немолода в 1176 году, когда мы с нею расстались, но ее волосы – по воле ли фортуны или в искусных руках ее умной прислужницы Амарии, – как и прежде, обрамляли ее лицо черным облаком; шелковая кожа на лице была упругой, лишь с намеками на морщинки, а фигура – стройной и подтянутой. Сейчас, в 1191 году, ее скорее можно было назвать худощавой, чем стройной, и мне показалось, что ей удается сохранить величественную осанку за счет силы воли. Ее мягкие волосы стали белыми как снег, и морщины избороздили лицо. То, что осталось от ее красоты, не имело возраста и сохранится на всю ее жизнь: точеный нос, высокие скулы и живые ясные глаза под длинными ресницами.
Вспомнив о Беренгарии, я улыбнулась. Почему я сразу почувствовала расположение к ней? Ведь она не первая из знакомых мне застенчивых и хорошеньких темноглазых девиц. На Сицилии и при нашем дворе таких было очень много. Возможно, я не доверяла описанию Филиппа Фландрского и боялась, что невестой Рика окажется надменная уроженка Наварры с пронзительным, визгливым голосом, носом, похожим на клюв попугая, и усиками над верхней губой. Какое счастье, что это не так!
Придя на следующее утро в матушкины покои, я, к своему разочарованию, застала там одну Амарию. Королева Элинор, как сообщила она, уже два часа как заперлась с королем Ричардом и заявила, что выйдет оттуда только к обеду.
Амария сильно потолстела с прежних времен, когда она была молодой девушкой из Руана. Ее умные пальцы словно понимали, как наилучшим образом нарумянить щеки и уложить волосы. Сохранять и поддерживать красоту любимой королевы всегда было для нее удовольствием. Я увидела на длинном сундуке целый ряд расчесок и горшочков с лосьонами, помадой и притираниями.
Амария, очевидно, до сих пор считала меня ребенком, так как, ответив на вопросы о матушкином самочувствии, взяла меня толстыми пальцами за подбородок и закудахтала, заметив веснушки:
– Вы никогда не обращали внимания на мои предостережения, миледи, и вот теперь все ваше лицо в веснушках, словно яичко ржанки! – Она сняла с сундука один из горшочков и протянула мне. – Передайте это вашей камеристке, ваше величество, и пусть мажет ваше лицо каждый вечер на ночь. Помните: каждый вечер. И не забывайте надевать вуаль, когда выходите на солнце!
Я рассмеялась. Амария распекала меня, совсем как в добрые старые времена!
– Наверное, принцесса Беренгария не нуждается в ваших заботах так же, как и я?
– Поистине так, – отвечала Амария. – Кожа ее светлости просто прекрасна – шелковистая, белая, без единого пятнышка! Вот кто наверняка следит за своей кожей! На ее носу не найти веснушек!
Послушно сжимая в руке горшочек с притиранием, я вышла, чувствуя себя двенадцатилетней девочкой, и направилась в покои Беренгарии.
Войдя, я застыла на месте и пожалела, что сейчас со мной рядом нет Рика. Беренгария сидела на золоченом троне и вышивала; роскошные черные волосы были красиво уложены, а шлейф богато расшитого шелкового платья укрывал ноги изящными складками. Рядом с нею на подушке припал к полу менестрель брата, Блондель; пальцы его перебирали струны лютни, а голубые глаза блуждали где-то далеко. Он негромко напевал полузабытую, старинную песню. Возле открытого окна сидели в ряд придворные дамы; они нашивали бисер на длинный пояс, лежавший у них на коленях.
Очевидно, Беренгарию очаровал сладкий голос Блонделя, чему я обрадовалась. Любовь к музыке теснее свяжет ее с Ричардом; поняв, как она красива, я теперь ничего не желала более страстно.
Увиденная мной картина была так очаровательна, что я почти пожалела, когда Беренгария, заметив меня, вскочила на ноги.
– Королева Джоан! – воскликнула она, просветлев. – Я все утро надеялась, что вы посетите нас. – Заметив в моих руках горшочек, она спросила, что это. – Не для меня ли?
Я покачала головой и поставила горшочек на столик.
– Мне дала его Амария, – пояснила я со смехом. – И строго-настрого приказала мазать лицо каждый вечер. Она говорит, что я покрыта веснушками, как яйцо ржанки. Так и есть, но сомневаюсь, чтобы ее лосьон вывел мои веснушки.
– Какая нелепость! Я вижу всего несколько веснушек… они похожи на золотую пыльцу. Они мне очень нравятся!
– По-настоящему ухаживать за кожей лица можно только в Англии, – отвечала я, смеясь, – и даже в Аквитании, но последние тринадцать лет я жила на Сицилии, где почти каждый день ярко светит солнце. И потом, к чему старой, двадцатипятилетней вдове заботиться о каких-то пятнышках?
В это время Блондель, повинуясь указанию Беренгарии, придвинул для меня второе кресло, поклонился и выскользнул из комнаты. Дамы сидели далеко, и у нас с принцессой Наваррской появилась возможность поговорить без свидетелей.
– Вы не должны называть себя старой в двадцать пять лет, – робко улыбаясь, заметила Беренгария. – Иначе и я начну искать на своей голове седые волоски. Знаете, ведь мне уже исполнилось двадцать…
Изумившись, я не сдержалась и выпалила:
– Уже двадцать? И вы до сих пор не замужем? Дочь короля Наваррского, к тому же такая красивая?..
Она вспыхнула и опустила глаза:
– Батюшка отказал нескольким женихам. Он надеялся… полагал… и хотел…
Голос ее прервался, и я порывисто сжала ее руку.
– Тогда я уверена, что сейчас ваш батюшка очень счастлив! Ваш брак с королем, моим братом, отвечает всем его чаяниям! И если вы полюбите Ричарда так же сильно, как люблю его я, вы тоже будете счастливы.
