Мари Кордоньер - Сила любви
Правда, Флёр пришлось делить спальню с Виолой и еще одной придворной дамой, но после верховой езды по проселочным дорогам она посчитала бы роскошью даже охапку соломы около теплой печи. А им предоставили огромную общую постель с балдахином, на которой хватило бы места даже не трем, а четырем дамам.
Последовавший в честь приезда банкет проходил в зале для торжественных церемоний. Гостей обслуживали гофмейстер замка, главный хлебопекарь, пажи, кухмистер и слуги-подавальщики. Даже на столе короля не бывало столь дорогих яств и столь драгоценной посуды — так, по крайней мере, заявила Виола де Монтень. Уже первое блюдо состояло из разнообразных кусочков поджаренного хлеба с медом, пряностей, консервированной ветчины, копченых колбасок, фрикасе из мяса певчих птиц и рубленой телятины с яичным желтком.
Далее последовало второе блюдо — дымящееся суфле, вареные курятина, говядина, телятина, свинина и баранина, а также дымящиеся супы, сдобренные овощами и приправами. На третье подавались куры, голуби, гуси, свиные ножки, бараньи лопатки и рагу из дичи наряду с форелью, щукой и жареными речными раками в уксусном и лимонном соусах и с соком кислого щавеля.
Что касается последовавших затем сыра, тортов, риса, инжира, винограда, фиников и дынь, то Флёр была в состоянии лакомиться всем этим уже лишь малыми дозами. Изобилие этой роскошной трапезы было ей не по душе, и она все время спрашивала себя, не сыграло ли тут значительную роль бахвальство фаворитки. Зачем бы ей иначе пускать пыль в глаза королю и его свите многообразием всех этих кушаний, подававшихся на серебряных тарелках и в серебряных мисках и с полным набором восточных приправ?
У молодой женщины было достаточно времени, чтобы предаваться этим размышлениям, ибо властная рука хозяйки дома устроила прием так, что фрейлины королевы принимали пищу отдельно от главного стола, на нижнем этаже замка. Правда, и здесь они могли наслаждаться вкусом всех лакомств, но ни падкие на красоту глаза короля, ни взгляды других придворных рыцарей не отвлекались от сияющей Богини Луны, чьи монограммы фигурировали на всех украшениях, а ее образ был даже увековечен в виде нимфы на облицовке камина.
— Ощущение такое, будто тебя преследуют, за тобой постоянно следят, — прошептала миниатюрная графиня Монтень, не проявляя никакого почтения к хозяйке. — Повсюду эти портреты, бюсты и аллегории, и все это во славу дочери человека, которого едва не обезглавили за государственную измену!
— Как это? — Флёр с трудом сдерживала свое любопытство.
— Разве вы не знаете, что господин Сен-Валье, отец нашей гостеприимной хозяйки, был другом и доверенным лицом несчастного коннетабля Бурбона? Когда коннетабль бежал под крылышко императора Карла, королю доложили, что сеньор Сен-Валье был посвящен в план бегства. И тут же этот высокопоставленный господин оказался на эшафоте вместо сбежавшего дружка! Мадам Брезе просила пощадить отца и добилась своего, когда голова ее родителя уже лежала на плахе. Однако покойный король не собирался слишком далеко заходить в своих милостях. Он оставил за собой конфискованные владения своего подданного и заменил смертную казнь строгим тюремным заключением. Наверное, дочери проштрафившегося доставляет особое удовольствие хозяйничать в бывшем охотничьем замке Франциска I. Так сказать, поздняя месть за унижение, которое ей пришлось пережить, чтобы спасти отца.
Помнила ли королева Катарина, очень почтительно относившаяся к свекру, об этом эпизоде или просто устала смотреть на массу изображений и монограмм Богини Охоты, определить было трудно, но, во всяком случае, она покинула трапезу, как только оказалось возможно это сделать, не нарушая приличий. Флёр вместе с другими дамами из свиты королевы тоже пришлось уйти с торжества.
Как и следовало ожидать, темой разговоров в покоях королевы был прелестный замок Шенонсо. В то время как Флёр осторожно вытаскивала из одежды королевы украшенные жемчугами булавки, которыми были прикреплены рукава платья, у нее сорвалось с языка неосторожное замечание:
— Я бы, кажется, никогда не пускалась ни в какие путешествия, если бы владела таким изумительным домом, как этот, — пробормотала она, отвечая на восклицание Катарины, которая радовалась тому, что скоро вернется в стены своего собственного дома.
— Замок действительно красив, — холодно согласилась королева, — настоящая жемчужина среди всех остальных замков короля, и я рада, что его повидала.
Флёр прикусила нижнюю губу, чтобы не выболтать того, о чем узнала днем. Если королева не желала принимать к сведению, что король подарил замок Диане де Пуатье, то пусть уж кто-то другой, а не Флёр, напомнит ей об этом. Но, быть может, божественная Диана допустила роковую ошибку, выставив свои сокровища на обозрение королевы с такой помпой? Что ж, время покажет!
Флёр сложила булавки в специальную шкатулку и передала тяжелые рукава Виоле де Монтень, а та убрала их в сундук, предусмотренный для хранения предметов туалета королевы. Мадам де Гонди была предоставлена честь удалить остальные булавки из корсета госпожи, и прошло еще немало времени, прежде чем исчезли в сундуках украшенная жемчугами мантилья и нежнейшее кружевное жабо. Оставшись в одном домашнем халате с меховой опушкой, с распущенными волосами, королева отпустила своих дам спать.
Флёр первой выскочила наружу, прежде чем кто-либо смог бы ее задержать. Духота и перенасыщенный парфюмерными ароматами воздух покоев королевы, где в тесном помещении набилась масса людей, вызывал головную боль. Если не глотнуть хоть немного свежего воздуха, то всю ночь, наверное, и глаз не сомкнешь.
Она подобрала вышитую шелковую бирюзовую юбку и, миновав дремавшего охранника, побежала по узкому мостику, соединявшему замок с окружающей местностью. Туда, до обнесенной каменной стеной террасы, не доносился шум банкета, устроенного в большом зале, где теперь фигляры и артисты выкладывались до предела, чтобы развлечь короля.
Флёр ощущала под руками шероховатые камни. Она сидела на насыпи и слушала тихое журчание реки Шер, протекавшей под мостом и превращавшей замок в остров света и роскоши. Крепкий штормовой ветер, причинявший кавалькаде путешественников в течение всего дня неприятности, поднимая тучи пыли, утих, превратившись в легкое дуновение воздуха, едва ли достаточное для того, чтобы прогнать на восток тяжелые облака, проплывавшие мимо узкого серпа луны.
Ее глаза постепенно привыкали к темноте, Флёр уже различала очертания и тени предметов. Река поблескивала в тех местах, где вода заливала камни и устремлялась серебряными вихрями в сторону от главного направления течения. Воздух был прохладен, свеж и местами как будто пронизан туманом, который, наверное, в течение ночи будет медленно ползти наверх от зеркала реки.
