Шанна Кэррол - На берегах любви
Джейсон подошел к окну, открыл ставни, выглянул сквозь толстую решетку. Внизу стояла виселица, и на ней, поворачиваясь в разные стороны вместе с порывами ветра, болталось чье-то тело.
Гвендолин легонько постучала, и дверь сразу открылась. Муж ожидал ее за обеденным столом.
– А, входи, входи, дорогая. – Он поднялся с места. – Сколько времени мы не виделись? По меньшей мере неделю.
Гвендолин, улыбаясь, заняла место на противоположном конце стола.
– Я терпеливо ждала, пока мой супруг и повелитель меня позовет.
– Приношу свои нижайшие извинения, любовь моя. Дела… Но не будем вспоминать о прошлом. Я приказал зарезать гуся – ты ведь любишь гусятину, не так ли? А потом еще пирог с почками, тоже специально для тебя. Прошу, Хенли.
Лакей тут же начал разрезать гуся, и вскоре сочные куски мяса, политые белым вином, уже лежали на тарелках. На некоторое время за столом наступило молчание: Роджер не любил болтать во время еды; Гвендолин же, хотя ее и снедало любопытство, все же предпочла не искушать судьбу.
Наконец Пенскотт отодвинул тарелку.
– Можете сказать повару, что сегодня он сотворил чудо.
– Да, милорд. – Стоявший за стулом графа дворецкий поклонился.
Гвендолин молча ждала продолжения.
– А теперь, пожалуйста, наполните наши бокалы и можете быть свободны.
Двигаясь бесшумно, словно призрак, дворецкий налил хозяину и хозяйке портвейна, потом наполнил чашки густой дымящейся жидкостью и вышел, отвесив перед дверью низкий поклон.
Гвендолин удивленно вскинула брови:
– Шоколад, милорд?
Пенскотт усмехнулся:
– Сюрприз, моя дорогая, – что-то я к старости стал сентиментальным. Попробуйте, достаточно ли он сладкий?
Гвендолин сделала глоток и улыбнулась:
– Ридж, как и положено настоящему повару, знает, какой я люблю.
– Ну разумеется. Вот мы и подошли к главной цели нашей с вами встречи.
Гвендолин моментально подобралась, и шоколад не казался ей теперь уже таким сладким.
– Что вы имеете в виду, милорд?
– Моя дорогая, я буду говорить без обиняков. Вам, конечно, рассказали о наших гостях?
– Милорд! Я полагаю, мои связи – это мое личное дело. Если вы с возрастом выдохлись, то есть и другие. Я не собираюсь отказываться от тех немногих удовольствий, которые у меня еще остались в этой темнице!
– Совершенно справедливо. И меня это нисколько не интересует, за исключением тех случаев, когда ваша легкомысленность ставит меня в неловкое положение либо наносит удар по моему положению. До сих пор я не вмешивался и не диктовал вам, кого выбирать. Теперь, боюсь, мне придется это делать. Капитан Грегори допускается, Джейсон Брэнд – нет.
– Брэнд?! Не думаете же вы в самом деле…
– Я прекрасно знаю, что одного раза вам всегда недостаточно. Так вот, шотландца я вам не прощу. И не лгите, Гвендолин. Можете надувать губы, сколько вам вздумается, можете возражать и даже плакать, как полагается женщине, но только не вздумайте меня дурачить. Я знаю, что однажды вы провели вечер с этим джентльменом, знаю, в какой части дома он находился в тот момент, когда набрел так неудачно на Эдмонда. Вы что, считаете меня слепым, безмозглым идиотом?
Гвендолин откинулась на спинку стула.
– Боюсь, милорд, вы пытаетесь руководить такими вещами, которые не поддаются контролю. То была игра. Правда, он оказался великолепен в отличие от некоторых, но я не собираюсь…
– Если я еще раз услышу о ваших играх с Брэндом – какими бы великолепными они вам ни казались, – то тут же выставлю вас из дома, и вам придется коротать зиму в полном одиночестве.
Гвендолин нервно рассмеялась:
– Оставить Пенскотт-Холл без хозяйки? А что скажут ваши высокопоставленные друзья? Человек, который не может уследить даже за собственной женой, вызывает насмешку.
– Есть и другие претендентки, мадам, способные занять ваше место. Не забывайте, даже наш король держит свою жену в отдалении.
Не выдержав, леди Гвендолин вскочила.
– Вы осмеливаетесь мне угрожать? Я не собираюсь слушать…
– Сядьте и придержите язык. Вы будете слушать. Так вот, если я еще раз узнаю что-либо подобное, вас отправят в поместье Котсуолд-Хиллз, где не будет никого, кроме конюших и садовников. Вот с ними и играйте в свои игры.
Несколько минут Гвендолин потрясенно смотрела на мужа.
– Кем… вы собираетесь меня заменить?
В ее голосе ревность соперничала со страхом.
Пенскотт пожал плечами:
– Не так уж важно, кто это будет.
– И вы действительно сделаете то, что обещаете?
– Можете не сомневаться, мадам.
Наступило долгое молчание. Первой заговорила леди Гвендолин:
– В таком случае мне остается только подчиниться вашему приказу, милорд.
– Вот и хорошо. Это все, что я хотел вам сказать. А теперь вы можете идти к себе. – Граф дернул шнурок звонка, и лакей тут же открыл дверь, а затем вытянулся около нее с непроницаемым выражением лица.
Когда раздался бой часов, леди Гвендолин Пенскотт сидела перед зеркалом за туалетным столиком. Всего десять? Ни один нормальный человек не ложится спать так рано. В Лондоне в это время вечер только начинается: яркое освещение, пылающие камины, звон бокалов, музыка. Здесь единственная музыка – это вой ветра за окном; камины потушены, лампы прикручены, и даже стены вокруг кажутся серыми и безрадостными. Что может быть хуже? Разве что ссылка, которой грозит ей муж.
Придвинув свечу ближе, Гвендолин вгляделась в свое отражение в зеркале. Годы излишеств уже оставили на ее лице жестокие следы и разрушили когда-то неотразимое очарование, а утренний туалет требовал все больше времени. Что поделаешь, два года многое в ней изменили.
Она непроизвольно надула губы. Роджер обвинил ее в том, что она пыталась получить удовольствие там, где его находила, но разве не он был тому причиной? В конце концов, шестьдесят пять – еще не старость, и дело здесь скорее всего не в неспособности, а в нежелании.
«Ваше место может занять кто-нибудь другой, мадам», – так, кажется, он сказал? Допустим, но кто?
Дверь открылась, и вошла Мари с пеньюаром и ночным чепцом. За два года юная служанка расцвела, превратившись в настоящую женщину. Ее чувственная красота в сочетании с простотой и непосредственностью вызывала немало разговоров среди посетителей Пенскотт-Холла. Гвендолин в таких случаях лишь улыбалась, пытаясь не выдать свои чувства. Ах, если бы только она обладала молодостью Мари, ее совершенством, какие штучки могла бы она проделывать со своим дряхлеющим мужем!
Внезапно кровь застыла у нее в жилах: Мари! Красавица, девственница. Так вот почему он взял эту служанку под свою особую защиту, позволил ей заниматься со стариком Беном. После этого превращение из служанки в госпожу не составит особого труда. Пройдет еще немного времени, и все станут завидовать Роджеру, выражать ему свое одобрение, в то время как его настоящей жене останется только влачить свои дни в полном одиночестве и забвении.
