Лаура Гурк - Обман и обольщение

Прежде чем сесть в вагон, Ван Альден повернулся к племяннице:

– Корнелия, дорогая, присмотри за Маргарет, пока меня не будет рядом.

Корнелия всегда крайне серьезно относилась к своей роли наставницы Маргарет.

– Можете на меня рассчитывать, дядя Генри. Счастливого пути. – Она поцеловала его в щеку и отошла в сторону, чтобы отец и дочь могли попрощаться без свидетелей.

– Девочка моя, поступай так, как будет говорить тебе Корнелия, – твердо сказал Ван Альден. – И никаких споров.

Маргарет мысленно скрестила два пальца.

– Да, папа, – ответила она, надеясь, что производит впечатление послушной дочери.

– Хорошо. Я должен вернуться в Лондон, но меня крайне беспокоит то, что ты остаешься без меня. Особенно сейчас.

– Особенно сейчас? – в замешательстве спросила она. – Что это значит?

Ван Альден дернул себя за усы. Ему явно было не по себе.

– Я знаю, что Эдвард и Эштон – давние друзья и деловые партнеры, – сказал он, – и потому они хотят подольше побыть вместе. Но мне не нравится, что Эштон будет гостить у Эдварда и Корнелии, пока ты будешь там, а я – в Лондоне. Мне это совсем не нравится.

Маргарет удивилась.

– Не нравится? – воскликнула она.

– Нет. Знай я, что все так получится, не стал бы приглашать его пожить на нашей вилле.

Маргарет в растерянности посмотрела на отца. В его глазах светилось беспокойство.

– Я не совсем тебя понимаю, папа. О чем ты говоришь?

– Я знаю, что они вместе учились в Итоне и Кембридже, но Эштон – настоящий шалопай.

– Правда? Почему ты так думаешь?

Ван Альден убедился, что Корнелия находится достаточно далеко, чтобы их слышать, и ответил:

– Эдвард рассказал мне, что Эштон поставляет египетские древности музеям и коллекционерам, но только достает он их не всегда честным путем.

Услышав эту новость, Маргарет почувствовала, как ее сердце сжалось от восхитительного ощущения опасности.

– Хочешь сказать, что он их ворует? – спросила девушка.

– Возможно. Точнее, он их выкапывает, не спрашивая на то официального разрешения египетских властей.

– И Эдвард тоже замешан в этом? – Маргарет ушам своим не верила. На Эдварда это не похоже.

– У него возникли подозрения. Но доказательств нет. Тем не менее Эштон тебе не пара.

Маргарет отвернулась и уставилась на стоявший рядом киоск, притворившись, будто ее заинтересовали разложенные там газеты.

– Лорд Эштон выражал такое желание? – спросила она, изо всех сил стараясь изобразить равнодушие.

– Он спрашивал меня о тебе, видимо, хотел поухаживать. Но я дал ему понять, что ни за что не выдам тебя за него замуж.

– А почему гы ему отказал? Ведь у него есть титул.

– Только то, что у мужчины есть титул, еще не означает, что он станет тебе хорошим мужем. Я хочу, чтобы с помощью замужества ты обрела положение в обществе, а не потеряла его.

Это становилось все более интересным. Маргарет повернулась к отцу:

– У него такая плохая репутация?

– Достаточно плохая, во всяком случае, в отношении женщин. Перед тем как Эштон покинул Англию, в обществе только и говорили, что о его связи с женой брата. Потом еще ходила молва насчет жены греческого посла. В ту пору Эштон жил в Каире. Насколько я понял, муж вызвал его на дуэль.

– Жена посла? – выдохнула Маргарет, дрожа от радостного возбуждения. – Какой скандал! А что там случилось?

– Тебе не обязательно знать все детали, – отрезал Ван Альден. – Просто запомни, что Эштон – не для тебя. Держись от него подальше, дорогая. Я уже сказал Корнелии и Эдварду, что не считаю его подходящим на роль твоего жениха. Корнелия получила четкие указания всегда быть рядом с тобой.

– Ох, папа! – воскликнула Маргарет, раздраженная тем, что другие люди имеют право контролировать каждый ее шаг. Как она сможет наслаждаться карнавалом, если каждую секунду за ней будет следить Корнелия? Маргарет любила кузину, но Корнелия была невыносима, когда дело касалось соблюдения приличий. – Я уже не ребенок.

Ван Альден строго посмотрел на дочь:

– Я знаю, что делаю, Мэгги. Хоть раз в жизни будь послушной дочерью и сделай так, как я прошу.

Он поцеловал ее в щеку и повернулся к вагону, не заметив взгляда, который послала ему Маргарет. Его заметила Корнелия, которая в этот момент подошла к кузине.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Иногда папа выводит меня из терпения.

Приехав домой к Эдварду, Тревор решил подождать его в библиотеке. Он как раз наливал себе в бокал портвейн, когда на пороге появился хозяин. Тревор замер, не донеся бокал до рта, и молча уставился на друга.

Эдвард увидел выражение его лица и нахмурился.

– Только попробуй засмеяться, – с угрозой сказал он. Тревор подавил приступ веселья, однако не смог удержаться и спросил:

– А фиолетовые лосины – обязательная часть костюма?

– Хватит, Тревор. – Эдвард поправил горб из папье-маше, который скрывался под плащом с зелеными и фиолетовыми полосами. – Я и так чувствую себя идиотом.

– Ну, в конце концов, Пульчинелло – главный шут в итальянской комедии, разве не так?

– Перестань. – Эдвард опять завел руку за спину и в итоге вытащил из-под костюма обидный горб. – Я ненавижу эту штуку, – проговорил он и бросил его в угол.

– Разумный шаг, – одобрительно сказал Тревор и поднял бокал. – Тебе было бы очень неудобно сидеть на балконе с таким выростом на спине.

Эдвард поправил плащ и наконец обратил внимание на костюм Тревора.

– Ты весь в черном? – спросил он, с сомнением разглядывая его черный камзол, лосины и сапоги длиной до колена. – Я думал, ты оденешься Арлекином.

– Я так и оделся.

– Но Арлекин никогда не носил черной одежды.

Тревор указал на поношенную многоцветную накидку, свисавшую со спинки стула.

– Это все, что я смог найти для Арлекина, – ответил он.

– Я разыщу себе другой костюм, – сказал Эдвард. Ему надо было срочно успокоиться. Он опустился в кресло, качая головой. – Мне не важно, как я его добуду и сколько он будет стоить. Одно дело – сидеть в таком виде на балконе с друзьями, но я отказываюсь появляться в нем на балу в Британском посольстве.

Тревор решил, что пришло время поговорить о том, ради чего он приехал к другу. Он закрыл дверь библиотеки и сел на стул, стоявший напротив Эдварда.

– Скажи, ты помнишь, как мы однажды учинили взрыв в школе и нас вызывал к себе директор? Нам было тогда по тринадцать лет.

– Ты имеешь в виду День Гая Фокса,[3] когда мы попытались сами сделать петарды в химической лаборатории? Конечно, помню.

– И ты помнишь, как я взял всю вину на себя, чтобы тебя не исключили?

– Да, конечно. Это был мой третий проступок, и директор обязательно отослал бы меня домой. Ты же безобразничал гораздо больше, чем я, и все-таки каким-то образом умудрился окончить школу только с одним замечанием. Тебе всегда чертовски везло, Тревор. Это нечестно.