Киран Крамер - По велению сердца
— Ты умная девочка. — Отец взглянул на нее с одобрением. — А после визита в Тауэр ты придешь домой и сыграешь на пианино что-нибудь умиротворяющее. Или займешься живописью. Или напишешь стихотворение. Длинное, грустное и лирическое стихотворение в ирландском духе. Так или иначе, все это прогонит последних демонов.
— Об этом я тоже думала, — согласилась Марша. — Но, полагаю, мне лучше поработать в саду.
Маркиз подался вперед и прошептал:
— Выдергивать с корнем сорняки — очень полезная работа для души. Сможешь представить себе, что дерешь за волосы леди Эннис. Да и моим вьющимся розам не помешает обрезка. Мы велим наточить садовые ножницы поострее, дорогая! — И он радостно рассмеялся.
— Спасибо, папа. — Марша позволила себе вежливый смешок. Отец всегда становился истинным ирландцем, когда что-нибудь задевало его за живое.
Теперь он легонько хлопнул по столу ладонью.
— Марша, девочка моя…
— Да, папа?
— Ты дочь своей матери. Сегодня утром ты доказала мне, что под наружностью милой девицы скрывается воин, каких поискать.
Марша улыбнулась.
— Я рада, что ты так думаешь.
— Разумеется, — медленно сказал он, глядя на нее испытующе, — этот мудрый воин знает, когда заканчивается одна битва и начинается другая.
Марша растерянно захлопала ресницами. Неужели папа догадался, что она задумала? Она-то из кожи вон лезла, изображая послушную дочь, то есть попивала тихонько чай, ни слова не говоря о своих планах.
Повисло неловкое молчание.
Вдруг отец встал, подошел к ней и крепко поцеловал в макушку.
— Ты знаешь, о чем я говорю, молчунья. Вчера ты проиграла битву, потеряв должность директрисы. Сегодня можешь заламывать руки, если хочешь, но завтра ты забудешь школу и займешь свое место в лондонском обществе. Сегодня вечером Дженис и Питер с друзьями отправляются в Воксхолл. Понятия не имею пока, что собирается делать Грегори. Но нам с твоей мамой от души хотелось бы, чтобы ты поехала с нами на бал к Ливингстонам.
Вот чего бы им с матерью хотелось — чтобы она поймала себе мужа на треклятом брачном рынке! Они полагают, что к концу сезона она была бы уже помолвлена.
Марша собралась с духом.
— Не думаю, что уже вполне готова выезжать, — сказала она тихо, но твердо. — Однако все равно спасибо, папа.
Она никогда не будет к этому готова. Впрочем, признаваться она не станет. По крайней мере сейчас. Марша надеялась, что родители дойдут до этого заключения собственным умом. Это было не совсем честно с ее стороны. Но ведь другим женщинам дозволяется остаться старыми девами. Почему ей нельзя?
Отец похлопал ее по плечу.
— В таком случае партия в карты у лорда и леди Дэвис подойдет больше. Их приемы скучноваты, но я могу приказать своему секретарю отправить им записку, что мы приедем, и послать письмо с извинениями Ливингстонам.
— Мне… мне так не кажется, папа. Если ты не возражаешь. — Она робко улыбнулась отцу.
— Хорошо. На этот раз я тебя пойму. — Тон у него был слегка ворчливый. — Но долго терпеть не стану. И это факт. Факт, который ты, будь добра, запомни хорошенько. — Улыбнувшись, он коснулся пальцем ее носа, словно ей было всего лет десять, а не двадцать.
— Да, папа. — Она снова заставила себя улыбнуться.
Он громко, от души рассмеялся. Да, отец слов на ветер не бросал.
Глава 6
Марша с облегчением увидела, как в комнату вошли Дженис и Синтия. Свежие умытые лица, милые легкие платья. Отец сообщил им, как они красивы — почти так же, как их мать, — и расцеловал на прощание, переведя спор насчет карточной партии в теоретическую плоскость, по крайней мере на время.
Восемнадцатилетняя зеленоглазая Дженис, с блестящими белокурыми локонами, совсем как у Марши, заняла стул напротив сестры.
— Кэрри разбудила нас пораньше. Говорит, тебе уже лучше, так что мы пойдем в Тауэр вместе с тобой. — Она прикусила нижнюю губку. — Я очень огорчена из-за того, что случилось.
— И я тоже! — воскликнула Синтия. Самая златовласая из них, она в свои почти пятнадцать лет очень напоминала маму. — Но, должна признать, я рада, что ты снова с нами. Я тебя люблю, Марша, и, если в школе тебя не оценили по достоинству, я буду ненавидеть их от твоего имени.
— Ох, милая моя девочка! — Марша чуть не рассмеялась. — Тебе не нужно ненавидеть мою школу, хотя я благодарна тебе за сочувствие. Все погубила одна особа, и она там даже не живет. А живет она здесь, в Лондоне. Это наша попечительница, и нам нужна ее финансовая поддержка, хоть она и отъявленная грубиянка.
— В таком случае, ладно, — сказала Синтия. — Я не стану ненавидеть твою школу. Но, учитывая произошедшее с тобой, должна признать, что вдвойне рада, что решила остаться здесь с домашним учителем, до тех пор пока не придет время выезжать в свет.
Все девочки в семье в тринадцать лет под руководством матери и отца должны были выбрать, как провести последние годы обучения. Никто не удивился, что младшая из сестер, Синтия, решила остаться дома с домашним учителем. Дженис, с ее любовью к приключениям, проторила собственный путь и решила отправиться в швейцарский пансион, где стала лучшей ученицей в классе. Однако домой она вернулась, начисто лишенной уверенности в себе, которую, по идее, должен был дать ей опыт жизни в другой стране.
Что касается манер и поведения, сестры могли показаться такими разными, хотя внешне очень походили друг на друга. Однако они разделяли общую любовь — к семье и вкус — к жизни. И это держало их вместе и в горе, и в радости.
По пути в Тауэр сестры оживленно болтали о книгах, которыми зачитывались, что в результате привело к спору о греческих богах и богинях — последнем увлечении Синтии.
— Мне больше нравятся боги и богини Рима, — сказала Марша. — В конце концов, мое имя происходит от имени бога Марса.
— Бога войны, — задумчиво заметила Синтия. — Интересно, почему мама выбрала тебе это имя?
— Понятия не имею, — сказала Марша.
Однако имя ей подходило. Марша цеплялась за свой гнев, питая его, чтобы подстегивал ум даже сейчас, когда она изо всех сил делала вид, будто примирилась с новым положением вещей. Тем самым, которого она много лет пыталась избежать. Она снова оказалась в роли незамужней дочери из дома Брэди, которая только тем и занята, чтобы искать себе мужа.
Рядом с Маршей тихо сидела горничная матери, и она чувствовала, что служанка за ней наблюдает, оценивая, в каком она настроении. Да и сестры занимались тем же, хотя и делали вид, будто тон задает именно она, Марша, как и бывало частенько в ее жизни, задолго до того, как она стала учительницей, а потом и начальницей школы. В конце концов, Марша была старшей из дочерей и вообще старшим ребенком в семье до тех пор, пока мама не вышла за папу.
