Элоиза Джеймс - Однажды в замке
– Такой же музыкант, как ваша бесценная невеста?
Стантон как-то присутствовал на утреннике, где играли Смайт-Смиты, и надеялся больше никогда не услышать столь нестройной какофонии. Если его жена – музыкант того же калибра, он будет умолять ее не играть.
– Я не имел удовольствия слышать игру леди Эдит, – ответил Чаттерис, который и бровью не повел, услышав весьма сдержанную характеристику музыкальных дарований невесты.
У двери началось нечто вроде суматохи.
– Это Гонория, – сказал Чаттерис. Гауэйн глянул на него. В глазах графа светилось спокойное желание.
Странно. Браки среди аристократов обычно не заключались по любви. Но Чаттерис немедленно подошел к Гонории.
«Где леди Эдит, черт побери?» Гауэйна уже тошнило от похотливых взглядов женщин, одобрявших килт явно по вполне определенным причинам. Очевидно, их интересовало, что у него под килтом.
Граф Гилкрист вошел в гостиную и приблизился к Гауэйну слегка неуклюжей, скованной походкой.
– Ваша светлость, – сказал он, слегка наклонив голову.
– Скоро мы станем родственниками, – сердечно заметил Гауэйн, протягивая руку. – Приятно видеть вас, Гилкрист.
Граф сжал и тут же отпустил его пальцы.
– Думаю, вы будете рады видеть мою дочь после разлуки. Хорошо, что вам предстоит лучше узнать друг друга перед свадьбой.
– Собственно говоря, нам следует обсудить дату церемонии. Я бы хотел пересмотреть продолжительность помолвки.
– Я не одобряю поспешных браков, – ответил Гилкрист. – По моему мнению, помолвку бы следовало растянуть до года.
Гауэйн не возражал бы… до того, как он и Эди обменялись письмами. Но теперь…
– Я уже упоминал о своей осиротевшей сводной сестре. Не хотелось бы оставлять ее без матери на целый год.
Леди Гилкрист присоединилась к ним. Гауэйн повернулся и поклонился, выпрямившись как раз вовремя, чтобы поймать открытый взгляд Гилкриста на жену. Взгляд, смутивший Гауэйна: граф, фигурально говоря, лежал у ног жены.
– Леди Гилкрист! – воскликнул Гауэйн. – Какое удовольствие снова вас видеть!
– Должно быть, вам не терпится увидеть нашу дочь, – заметила она, улыбаясь, так что на щеке появилась неожиданная ямочка. Когда она выглядела вот такой, немного лукавой, сочетание ее красоты, чувственности и остроумия ослепляло.
Стантон ответил улыбкой и поцеловал руку леди. И тут же заметил, как потемнели глаза Гилкриста. Он даже растерялся, но тут же понял, что эта откровенная ярость могла означать одно: Гилкрист уверен, что жена способна изменить ему, даже с зятем. Гауэйну стало жаль его.
Должно быть, следы этой жалости как-то проявились на его лице, потому что Гилкрист прищурился и вскинул подбородок.
– Леди Гилкрист, – жестко бросил он, – где моя дочь?
Леди Гилкрист никак не отреагировала на его тон, по мнению Гауэйна, невозможно резкий, не говоря уже о том, что вместо «наша дочь» он произнес «моя».
– Эди вошла в комнату вместе со мной, – ответила она, – но увидела прелестную леди Айрис, которая тоже играет на виолончели. Одна из девушек Смайт-Смитов.
Она повернулась и обозрела комнату.
– А, вот и она.
Молодые леди были повсюду и выглядели точно снежные сугробы в своих белых платьях. Гауэйн оглядывал одну за другой и отвергал каждую. Хмурясь, он переводил взгляд с одного белого платья на другое.
Он был уверен, что узнает милое личико леди Эдит. В конце концов, он глазел на него два танца подряд. Знал форму ее носа, цвет глаз, абрис скул.
– Возможно, – вмешалась леди Гилкрист, в голосе которой отчетливо прозвучали веселые нотки, – вы не принимаете в расчет тот факт, что Эди терпеть не может белых платьев, хотя при необходимости их носит.
– Надеюсь, что жених узнает мою дочь, независимо от цвета платья, – отчеканил Гилкрист.
Гауэйн проигнорировал его и стал оглядывать каждую женщину в комнате, а не только тех, кто был в белом. Смешок леди Гилкрист походил на дремотный зов птицы на закате.
И тут он увидел ее.
Свою невесту. Будущую жену.
Эди.
Его сердце загрохотало. Он узнавал каждую черту ее лица, полные губы, волосы… кто мог забыть эти волосы? Они походили на старые римские монеты, выцветшие до оттенка канарского вина, с прядями более темного золота.
В то же время она не была именно той женщиной, на которой он хотел жениться. Эта женщина казалась совершенно чувственной. Тело словно создано для мужской ласки, груди – мягкие и полные, алебастровая кожа обрамлена красным шелком. Она говорила с кем-то и смеялась… а смеющиеся губы были цвета платья. Волосы сияли глубоким свечением жасминового меда. Букли были забраны наверх и несколько отличались оттенками.
Гилкрист сказал что-то, но Гауэйн уже не слушал. Кровь гудела в ушах. Когда он впервые ее встретил, глаза Эдит были безмятежными озерами пресной воды. Теперь они были глубокими, полными ума и смеха. В них не было ничего безмятежного. Ни в алых губах, ни в округлой груди.
– Понимаю, почему вы не узнали ее сразу, – заметил Гилкрист неодобрительно. – Это платье совершенно неприлично. Наверняка это ваше влияние, леди Гилкрист.
– Это не просто мое влияние, но и мое платье, – ответила жена. – Поскольку Эди обручена, ей необязательно строго цепляться за традиции, которые управляют жизнью незамужней леди.
– Прошу простить, – поклонился Гауэйн, – пойду поздороваюсь с леди Эдит.
– Зовите ее Эди, – весело посоветовала леди Гилкрист, совершенно не тронутая кислым лицом и критическими замечаниями мужа. – В кругу семьи мы предпочитаем неформальные отношения.
Гауэйна обуревали то же нетерпение, то же напряжение, с которыми он собирался на охоту. Вот она. Женщина, написавшая ему это письмо. Ей предстоит выйти за него замуж.
Он пересек комнату, не отрывая глаз от нареченной. Подол килта касался колен, напоминая о других частях тела, твердеющих с каждой секундой. Он ощутил нечто вроде эротического изумления: то, чего никогда раньше не чувствовал. Не мечтал почувствовать.
Словно ощутив его взгляд, Эдит обернулась и встретилась с ним глазами.
Как Гауэйн мог посчитать ее чистой, тихой и покорной? Ее глаза сверкали, губы казались такими чувственными. Совершенно незнакомая женщина!
Желание опалило его. Ее губы чуть раскрылись, и он понял, что она тоже его узнала.
Стантон думал, что Эди похожа на глоток прохладной воды. Но теперь, встретив ее взгляд… нет, она – целая река, полная жизни и опасности. Она изменит его жизнь. Изменит в нем все!
Гауэйн отреагировал инстинктивно, как шотландские горцы, встретив женщину, которую почитали превыше всех других. Смутно сознавая, что вся комната замерла, он остановился перед невестой, встал на одно колено и взял протянутую руку.
