Моника Маккарти - Созданы для любви
А незнакомка меж тем совершенно утратила дар речи; она закрыла глаза, и из ее приоткрытых губ вырывались хриплые стоны. У Марии внезапно ожили старые и, как ей казалось, давно похороненные воспоминания. Она вдруг вспомнила, как, пятнадцатилетней девочкой, была смущена одной сценой, которая, впрочем, к восемнадцати годам вошла и в ее жизнь. И теперь эти же чувства возвратились к ней, – но еще более острые, чем тогда, в юности.
«Это страсть», – подумала Мария. И она вдруг поняла, что ужасно завидовала этой женщине.
– Не останавливайся… – прохрипела незнакомка. Она хотела сказать что-то еще, но тут руки воина начали скользить по ее телу, лаская всеми возможными способами, и она снова застонала.
Марии же казалось, что этот удивительный мужчина словно дразнил красотку, каждым своим прикосновением как бы подливая масла в огонь ее желания.
И тут Мария вдруг поняла, чего добивался этот столь суровый на вид воин.
«Боже мой, он заботится о ней, заботится о ее удовлетворении!» – мысленно воскликнула Мария, ошеломленная этим своим открытием.
Временами Марии казалось, что незнакомая ей красотка страдает, но на самом деле та была на седьмом небе от счастья.
Наконец мужчина провел ладонью между ногами женщины, и Мария, увидев, куда проникли его пальцы, едва не задохнулась – словно это ее он трогал там. Она отошла к самой двери, чувствуя себя ужасно неловко. А в конюшне вдруг стало слишком душно и тесно.
Мария поняла, что не может вдохнуть в предвкушении того, что будет дальше.
И тут мужчина наклонился и, прижавшись к женщине, поцеловал ее в затылок. Подобное Мария видела только у лошадей.
Да он и был жеребцом! Дорогим, холеным, источающим дикую энергию – как молодые кони, когда с них снимают узду. Да-да, этот воин даже внешне чем-то походил на породистого жеребца. И у него были темные волнистые волосы – гораздо длиннее, чем у большинства шотландских воинов.
Что же, бесспорно, этот мужчина был очень привлекателен, однако то, что он сейчас творил… О, это было просто божественно! Мария чувствовала, что не может отвести от него глаз. Что же чувствовала та красотка – об этом можно было только гадать. А у Марии от этого зрелища вся кожа пылала, соски набухли, а груди налились тяжестью. Оставалось только жалеть, что она, Мария, стоит рядом, а не…
Ей вдруг показалось, что незнакомка сжалась от боли, однако спустя мгновение та разразилась криками удовольствия. И очевидно, все закончилось, поскольку женщина без сил опустилась на сено (а если бы не могучие руки воина, – то упала бы ничком).
Мария же как зачарованная смотрела в лицо незнакомца, которое теперь было обращено к ней. При этом она чувствовала себя так, словно ее застали за чем-то постыдным. Но этот воин… Ах, он был не просто красив – он был прекрасен! Да-да, перед ней был красивейший из мужчин! На Марию смотрели глубоко посаженные глаза, потрясающие в своей синеве и казавшиеся как бы чужими в обрамлении гривы темных волос. Не сочетались они и с чувственными губами, а также с немного скошенным, словно его когда-то ломали, носом. Этот нос придавал мужественному воину свирепый вид. Ни одна из этих деталей не была красива по отдельности, но вместе они создавали непередаваемо красивый мужской образ.
Мария даже не попыталась подавить мечтательный вздох. «Да, вместе они невероятны, – подумала она, наслаждаясь видом этого прекрасного воина. – Вот как должно выглядеть лицо настоящего сердцееда».
Незнакомец же пристально смотрел на Марию, и в его взгляде было что-то такое, отчего у нее перехватывало дыхание.
Присущие любому воину обостренные чувства сообщили Кеннету о присутствии женщины еще задолго до того, как он услышал ее прерывистые вздохи. Он бы не протянул долго на той войне, если бы не умел чувствовать на себе чей-либо заинтересованный взгляд. Да-да, именно заинтересованный, чем бы этот интерес ни был вызван. Такой взгляд всегда нестерпимо жег его изнутри. Было бы легче, если бы она присоединилась к нему, против чего Кеннет совершенно не возражал.
Едва ли было бы удивительным найти в переполненном замке двоих, предающихся в укромном месте любовным утехам. Однако Кеннету показалось странным, что можно вот так стоять и смотреть на них. Он-то ожидал, что случайная свидетельница любовного акта сбежит в смущении, но казалось, что ее ноги словно приросли к полу.
И как ни странно, Кеннет не хотел спугнуть незнакомку и потому избегал прямого взгляда. Впрочем, едва ли они бы встретились с ней взглядами – он прекрасно видел, что она неотрывно смотрела в лицо его женщины.
Выбор на этот вечер леди Мойры казался Кеннету не самым плохим. Выбери он супругу какого-нибудь важного лорда – неприятности были бы ему обеспечены. Со стороны же овдовевшей леди Мойры, входившей в свиту Елизаветы Линдсей, он не ждал никаких проблем. Леди Мойра была молода, привлекательна, любила плотские удовольствия и была лишена глупых предрассудков. Прекрасное сочетание!
Кроме того, Кеннету уже не хотелось тратить на дам много сил. Прежде такие развлечения позволяли ему неплохо развеяться, сейчас же все это порядком приелось. Возможно, рассуждал Кеннет, это было связано с задачей, которую он поставил перед собой, а может быть… и с чем-то другим. Впрочем, сейчас встряска была ему просто необходима, и эта странная зрительница оказалась очень даже кстати.
Если бы Кеннета попросили описать невольную зрительницу, он бы сказал, что это призрак, бесцветное существо, скрытое под унылой бесформенной одеждой. По возрасту же – не стара, в бабушки ему не годилась. И уж точно не монашенка. Личико же с тонкими чертами было почти наполовину скрыто новомодными очками, морщин на лице видно не было, а кольца на пальцах и брошка на платье указывали на ее высокое положение в обществе. Возможно, как и леди Мойра, она входила в свиту какой-нибудь благородной дамы.
Впрочем, в первый момент Кеннету показалось, что он уже где-то видел ее. Но тогда почему же не мог вспомнить, где именно?
Немного поразмыслив, Кеннет списал свою забывчивость на неприметную внешность незнакомки. Да-да, удивительно неприметную, хотя при этом было что-то воистину прекрасное в тонких чертах ее лица, словно мерцавшем в свете факелов.
Кеннет сожалел, что не сумел разглядеть ее глаза получше – он успел лишь разглядеть светло-коричневые арочные брови; а ее волосы были скрыты капюшоном. И почему-то ему вдруг подумалось, что у нее должны быть белокурые волосы.
Но почему же эта странная женщина не убежала? И почему он сам делал вид, что не замечает ее? Может, хотел удивить ее, сорвать с нее покрывало чопорности, сделать так, чтобы она надолго его запомнила?
