Волчья мельница - Мари-Бернадетт Дюпюи
Бывшую служанку перекосило от злости. В своем костюме-двойке с белым воротничком, выпущенным поверх выреза жакета, с золотыми сережками, оттеняющими белизну кожи, Этьенетта ставила окончательную точку на своем прошлом прислуги.
Она рассчитывала воспользоваться своим теперешним влиянием и убедить мужа и Клер прогнать наконец эту красивую белокурую девчонку, чьих чар она так опасалась.
— Следует сегодня же выставить ее за порог! — сказала она.
— Об этом поговорим позже, — твердо отвечала Клер. — Я сама не своя. Не могу поверить, что наш славный, верный Фолле погиб! Твой сын жив-здоров, разве не это главное?
Этьенетта передернула плечами.
— Колен сделает по-моему! — заявила она.
Клер вышла. На душе у нее скребли кошки. В малейшем ее движении, жесте читалась бесконечная печаль. Как и во время судебного слушания, она находилась в измененном состоянии сознания, глаза застилали слезы, которым, казалось, не будет конца. Она даже не утирала их. Доктор Мерсье кивнул ей, но Клер не ответила.
Через час тело Фолле покоилось в маленькой комнате, смежной с перетирочным цехом. Колен сам освободил стол, на который обычно складывали формы.
— Здесь, на мельнице, был его настоящий дом, где он работал вместе с нами! Так что ночное бдение — за мной, — сказал дочери Колен. — Нужно уведомить его родителей, они живут в местечке Дирак. Дорога туда неблизкая!
Молодая женщина понимала, какой именно услуги ждет от нее отец, однако у нее не было сил ехать в Дирак ни в коляске, ни верхом.
— Папа, съезжу туда на рассвете. Что это изменит? Бедные мсье и мадам Сан-Суси все равно узнают! А я еле стою на ногах.
Леон вызвался съездить в Дирак на велосипеде. Со смущенным видом он мял в руках свой картуз.
— Я съезжу, вы только скажите!
Через минуту он укатил, радуясь, что сделает хоть что-то полезное. Колен притянул дочку к себе.
— Мы все будем скучать по нашему Фолле! А ведь он был вдобавок моим лучшим формовщиком! И руки имел золотые.
Клер устало кивнула и побрела к дому. Переходя через двор, она увидела возле конюшни Виктора Надо. Он бросился к ней. Они не виделись недели три, и вот он стоит в метре от нее и улыбается, но взгляд у него встревоженный. Она успела забыть, сколько от него исходит доброты и сердечности.
— Клер, извините за вторжение, но я пришел спросить, что случилось. Я встревожился, когда мимо моих окон сначала пробежал ваш маленький брат, один, без сопровождения, потом дважды проехал юноша на велосипеде, потом — доктор.
Я испугался, решил, что кто-то заболел…
— Хуже! Фолле захлебнулся, спасая младшего из мальчиков, Николя. Славный, славный Фолле! Это так несправедливо!
Новость поразила Виктора. Он подошел к молодой женщине, желая ее успокоить. Клер спряталась у него в объятиях, заплакала, уткнувшись лицом в плечо.
— Вы так добры ко мне, Виктор! Я чувствую себя такой одинокой! Сил больше нет, ничего не хочу!
Он тихонько гладил ее по волосам, не находя слов, которые могли бы ее утешить.
— Простите меня, пожалуйста, — едва слышно проговорила молодая женщина. — Я и вам причинила боль, Виктор! И вам тоже! Не нужно меня любить, я — плохая!
— Ну-ну! Не надо так! Вы потрясены, расстроены, и это понятно, — возразил Виктор. — Клер, вы ни в чем не виноваты, и я на вас не сержусь. Я сам повел себя по-идиотски! Мы ведь добрые друзья, не так ли?
Он проводил молодую женщину к крыльцу. Навстречу им выскочила Раймонда. Нос у нее опух, глаза — красные.
— Идемте, мадам! Я подогрела вина с ванилью, по вашему рецепту! Нам всем нужно взбодриться!
Клер не хотела отпускать руку Виктора, и ему тоже пришлось пройти в дом. Матье поспешил к нему, Фостин — за ним следом.
— А это у нас кто? — спросил археолог, глядя на малышку с легким удивлением. — Я недавно видел, как вы, Клер, прогуливаетесь вечером с девочкой по дороге.
— Она сирота по моей вине, — плача, заявила Клер. — Говорю вам: я приношу несчастья!
Молодую женщину качало от усталости, на лице ее застыл крайний испуг. Все посмотрели ей вслед, когда она, рыдая, убежала наверх. Хлопнула, закрываясь, дверь ее спальни. Раскурив трубку, Базиль изрек:
— Лучше оставить ее в покое. Гнусный сегодня день, как ни крути!
* * *
Начиная с этого трагического осеннего дня, жители долины стали называть мельницу Руа Волчьей мельницей, и прежнее название скоро забылось. В отличие от жутких завываний Соважона, при воспоминании о которых кровь стыла в жилах. Пес-полукровка, рожденный кровожадной волчицей, — и вдруг спасает ребенка от неминуемой смерти! Был повод почесать языками. История разошлась по окрестным деревням, все в округе знали, как Соважон сбежал от Фолле и Матье, вернулся на мельницу и потащил служанку к каменному колодцу, в который свалился маленький Николя.
Целая толпа собралась на похороны Люка Сан-Суси. Это имя, данное ему при крещении, многие услышали впервые. Все хотели отдать последний долг образцовому работнику, пожертвовавшему собой ради ребенка. Клер во время мессы опиралась на руку Виктора Надо. Местные тут же решили, что они помолвлены, но семья знала правду. Молодой женщине нездоровилось, она едва могла ходить. Колен попросил своего жильца побыть с нею, ведь ему предстояло произнести речь и вести траурный кортеж на кладбище. У него просто не было времени позаботиться о дочке.
Многодневный отдых и неустанные заботы близких — и Клер пошла на поправку.
— Мадам поправится! — то и дело повторяла Раймонда, и всем было ясно, что она в этом сомневается.
Девушка сохранила за собою место. От жалоб и упреков Этьенетты мэтр Руа решительно отмахнулся. Кто, если не Раймонда, будет вести дом, пока Клер болеет? Леон эти недели работал не покладая рук. И каждое утро ждал, что его отправят восвояси. Ему страшно не хотелось уезжать. И вот однажды вечером он не вытерпел и пошел искать бумажных дел мастера.
— Мсье Руа, мне у вас нравится! Мадмуазель Клер довольна тем, как я хожу за лошадьми, и умею я много чего… Разрешите мне остаться! Без жалованья, за каморку и миску супа! Но если лишний рот вам в тягость, завтра же соберу свои пожитки и уйду!
Колен задумчиво смотрел на парня. Поморщился, подумал еще немного. Леон никогда не сидел без дела. И был первый там, где требовалась помощь.
— Если ты уйдешь, мой мальчик, лучше от этого никому не будет. Фолле был нам друг, но еще и хороший работник, на нем держалось все во дворе. Теперь, когда его нет, кто все
