Екатерина Юрьева - Обрученные грозой

Докки прерывисто вздохнула и раскрыла письмо с четким почерком самого Палевского:

«Радость моя, Дотти! Матушка сообщила мне о помолвке брата и той досадной опечатке, повлекшей за собой цепь недоразумений. Я поручил ей немедля объясниться с Вами, а сам вслед также спешно посылаю к Вам нарочного с этим письмом, чтобы Вы ни в коем случае не думали обо мне, как о лицемерном и бесчестном человеке…»

Она сложила руки с письмами на колени и закрыла глаза. Столько боли, столько страданий ей пришлось пережить из-за типографской ошибки и собственной дурости… Как она могла усомниться в порядочности Палевского? Теперь она не понимала этого, но тогда, когда она вглядывалась в отпечатанный текст приглашения, она поверила — да кто бы не поверил?! — что он женится на более подходящей ему по всем статьям девушке.

— Простите меня, — прошептала она. — Мне ужасно жаль…

— О, Господи, что вы со мной делаете?! — пробормотал Палевский. Голос его было смягчился, когда он увидел ее растерянность, но он тут же рявкнул: — Какого черта вы удрали?! Взрослая женщина, а ведете себя хуже девчонки без капли мозгов в голове! Моя мать искала вас по всему городу, даже ездила к вашим родственникам, безуспешно пытаясь с вами увидеться. Она считала себя бесконечно виноватой перед вами и передо мной. Вернувшись в Петербург, я нашел ее в ужасном состоянии из-за вашего исчезновения и из-за того, что ей так и не удалось объясниться с вами. А я, бросив все, помчался в ваше имение, где вас также не оказалось.

— Вы поехали за мной? — Докки встрепенулась. О, боже! Он искал ее, искал в то время, когда она представляла его сжимающим в объятиях кроткую Надин… Ох, ну почему она не удосужилась прочитать эти письма?! Хотя… хотя все равно она бы уже не смогла вернуться в Петербург. Докки украдкой посмотрела на свой живот, незаметный под широкими складками салопа и ниспадающими концами большого платка.

— Да уж, погоняли вы меня, — Палевский мрачно уставился на нее. — Управляющий Ненастного в конце концов признался, что переправляет почту на адрес вашего поверенного. Но я не мог вернуться в Петербург — нужно было ехать в армию. Как раз пришло известие, что французы покинули Москву.

Он махнул рукой и вновь зашагал по комнате.

— И ни письма от вас, никакого известия… Я же ждал, как идиот, опять ждал ваших писем!

Докки заерзала на стуле, чувствуя себя безнадежно виновной перед ним…

— Я написал отцу и попросил его узнать у Букманна ваш адрес, — продолжал Палевский. — Но вашего поверенного не оказалось в городе. Отец оставил лакеев дежурить у его дома, а я… я должен был сражаться, когда мысли мои были заняты совсем другим. — Он сердито посмотрел на растерянную Докки. — Когда Букманн появился в Петербурге, я уже сам к нему отправился.

— Но… но как же… вы смогли оставить армию? — поразилась она.

— Я был ранен.

— Ранен?! — Докки всплеснула руками и посмотрела на его ногу.

— Да, ранен, — Палевский поморщился. — Под Вязьмой. Пуля задела бедро. Пустяки, царапина, — добавил он, заметив, как она побледнела. — В другое время я бы остался в войсках, но французы уже были смяты, отходили, и я решил, что могу позволить себе заняться личными делами. Благодаря ранению мне дали отпуск, и я помчался в Петербург — прямиком к вашему хитрому лису Букманну. Поначалу он весьма уклончиво отвечал, что-де не знает, где вы, и мне пришлось взять его за шкирку…

Он усмехнулся, увидев округлившиеся глаза Докки.

— Не переживайте, слуги вам преданы. Букманн упорный малый, но и я упрям. Я быстро выяснил, что ваш дорожный экипаж все это время преспокойно стоял в каретной, а баронесса Айслихт или похожая на нее дама не выезжала из Петербурга в известное время в наемной карете. Было легко сообразить: ежели вы выбрались из города не по суше, то ваши следы следует искать на воде. Лакеи сбились с ног, но через день я уже беседовал с капитаном судна, доставившего вас в Швецию.

Докки была потрясена рассказом Палевского. Ей и в голову не приходило, что он сможет так быстро и просто выяснить ее местонахождение.

«Впрочем, я не предполагала, что он будет меня искать, — напомнила она себе. — А с его-то умом и способностями оказалось легче легкого обнаружить мои следы, которые я так тщательно пыталась замести».

— После этого мне оставалось лишь раздобыть для себя паспорт и разрешение на выезд, что я и сделал в тот же день, — он заметил ее удивление. — Вы же знаете, что связи и взятки в нашей стране творят чудеса. Затем я поехал к Букманну, который к тому времени уже смог убедиться, что я достаточно настойчив, и привез меня к вам по рекомендации, как теперь выяснилось, Афанасьича. Я в любом случае вас нашел, но это заняло бы больше времени.

Палевский окинул взглядом скромную обстановку гостиной и посмотрел на окно, за которым по-прежнему шел снег и была видна часть парка и берег озера.

— До сих пор не могу поверить! — Его глаза сверкнули и вновь приняли яростное выражение, шрам на скуле побелел. — Мне пришлось ехать в Швецию! Вы удрали от меня в Швецию, в медвежий угол, — словом, сделали все, чтобы я не нашел вас. Неужели я вам так не по душе, и ваши чувства ко мне изменились за это время? Или вы не верите, что у меня нет никакой невесты?

— Верю, я верю вам, — прошептала Докки. — И мои чувства… Мои чувства остались прежними.

— Тогда собирайтесь. Завтра же мы возвращаемся в Петербург.

Она покачала головой.

— Нет, я не могу вернуться…

— Отчего же?!

Она должна была сказать ему о своей беременности. Сейчас же. Если он искал ее, если оставил армию, приехал за ней сюда, то, значит, он любит ее.

«А если я лишь задела его самолюбие? — неожиданная мысль поколебала ее решимость. — Вряд ли кто прежде бросал его. Наверняка он сам всегда сообщал дамам об окончании связи. Сейчас же получилось так, что это я его оставила, и он хочет вернуть меня. Нет, он не стал бы только из-за уязвленного самолюбия ехать в Швецию. Неужели он действительно любит меня?!»

Как бы то ни было, ей нужно было объясниться с ним, но едва Докки открыла рот, как Палевский опередил ее. Быстро подойдя к ней, он рывком поднял ее со стула и прижал к своей груди.

— Вы хоть понимаете, что я пережил за это время? — прошептал он, и его губы закрыли ее рот таким страстным поцелуем, что она, чтобы не упасть, уцепилась за него изо всех сил. А он яростно сминал ее губы, все сильнее сжимая ее плечи, и дыхание его было прерывистым, когда он оторвался от нее и прижался лбом к ее голове.

— Как я тосковал, как тосковал без тебя, — хрипло прошептал он и ближе привлек ее к себе, но тут же отстранился, пробормотав: — Как много всего на тебе надето…