Искусство любви - Галина Грушина
– Пора расходиться, – стукнула в дверь заботливая служанка. – Они не шелохнулись.
– Госпожа, поднимайтесь, – зашипела гусыней Напе. – Багауд что-то заподозрил.
Любовники завздыхали, завозились.
– Если бы никогда не расставаться, – детским голоском прокартавила Терция. – О, милая, – выдохнул Назон. Раздался звук поцелуя.
– Вставайте и немедленно расходитесь, – потеряла терпение Напе.
Терция спала до вечера и пробудилась в счастливой истоме. Всё её существо ещё помнило ласки любовника. О муже она не вспоминала. Беспокоило её лишь одно: правильно ли она поступила, так быстро отдавшись юноше? Говорят, мужчины не ценят лёгких побед. Интересно, любовь ли то, что произошло у них с Назоном? Ведь с Капитоном бывает то же самое. Правда, от него всегда так противно пахнет, а кожа Назона гладкая, как у девушки, руки нежные и чуткие; да и весь он ладен, крепок и проворен, не то что её муженёк.
– У меня есть любовник, – вслух сказала она сама себе и удивлённо покачала головой.
Капитон вернулся из Пренесте уже не в тот дом, который покинул, однако ничего особенного не заметил. Оракул предсказал удачу во всех делах, и настроение у него было самое радужное. Жена встретила его тихой мышкой и даже не запищала, когда, здороваясь, он по своей привычке сунул руку ей за пазуху.
Тем временем счастливый поэт вдохновенно сочинял новую элегию, где он спешил поведать миру о своей любовной победе, радостно предвкушая, какое впечатление произведут на слушателей дерзкие стихи.
«Жарко было в тот день, к полудню уж близилось время.
Я изнемог в ожидании сладкого часа.
Вот и Коринна в прозрачной и лёгкой рубашке,
По белоснежным плечам пряди спадали волос.
В спальню входила такой, по преданию, Семирамида
Или Лаида, любовь знавшая многих мужчин…
Тонкую ткань я сорвал, хоть мало мешала.
Скромница из-за неё всё же боролась со мной,
Только сражаясь, как те, что своей не желают победы.
Вскоре, себе изменив, другу сдалась без труда
И показалась пред взором моим обнажённой.
Что я за тело ласкал! К каким я плечам прикасался!
Как были груди полны, – только б их страстно сжимать!
Как был гладок живот под её совершенною грудью!
Стоит ли перечислять? Всё было восторга достойно.
Тело нагое её я к своему прижимал…
Прочее знает любой. Уснули, усталые, вместе.
О, проходили б так чаще полудни мои!»
Глава 7. Назон
Победа! Пару голубок на алтарь Цитере. Свершилось: Коринна принадлежит ему. И пусть эроты венчают кудрявую голову счастливого любовника триумфальными лаврами. Алую с золотом тогу ему на плечи, белых коней и позолоченную колесницу! Пускай ликующие толпы устилают розами дорогу: триумф любви нынче справляет Публий Овидий Назон! Гроша медного не стоят заслуги великих полководцев по сравнению с его победою. Сумели бы они так ловко победить неприступное женское сердце? Сумели бы при решающей встрече сначала прикинуться робким и неопытным, отступить, а потом внезапно пойти в наступление и, не дав опомниться противнику, разрушить его оборону и ворваться в крепость? Новобранец Амура, он по праву заслужил триумфальный венок.
– Я победил! – царапал он стилем по воску. – Увенчайте мой лоб триумфальные лавры! Что города, окружённые рвом и стенами? Ловкий стратег, женщину милую я покорил. А ведь и муж, и привратник, и дверь на засове, всё было против меня. Все старались, чтобы … чтобы… – Он сбился со строки: внезапная мысль обдала холодом. Что, если второго раза не будет? Не впустят в дом, запрут перед носом дверь, и делу конец. От плутовки Терции всего можно ожидать. Завоевать женщину – большая заслуга, спору нет , однако не меньшая – удержать её. И он тут же принялся сочинять новую элегию. Так уж он был устроен, что всякую мысль тотчас облекал в стихи. « Она должна согласиться ещё и ещё, много раз!… О, Киприда! О твоей неусыпной заботе молю…» Он приостановился, покусывая стиль. Быстрота удачи не только радовала, но и смущала его: влюблена ли Терция так же сильно, как он сам? Не сорвал ли он незрелое яблоко, а, повиси на ветке подольше, оно сделалось бы гораздо слаще? Уж очень быстро прелестница сдалась. Сколько возможностей сразу утрачено! Теперь не сочинишь грустную элегию о неразделённой любви. Сколько тем сделались недоступными! Что ни говори, слишком уж она стремилась быть покорённой… Наверно, в любви больше вопросов, чем ответов. Что толку сожалеть об упущенном? Его дело сейчас не ломать голову, а торжествовать победу.
Новорождённая элегия требовала слушателей, и он отправился на Палатин. Разыскав в библиотеке Макра, Назон тут же принялся читать ему стихи. – Нравится? – требовательно осведомился он.
– Дерзкий, ты вступил в соревнование с великими, – покачал тот головой – Однако стихи действительно хороши. Это не Тибулл, конечно, но свежо и по-своему. Правда, одна стопа хромает…
– Амур её окоротил, – засмеялся польщённый отзывом знатока юноша: Макр разбирался в поэзии получше многих.
– Напрасно ты не пошёл с нами к Мессале, – вспомнил Макр. – Было высказано много любопытных мыслей о стихотворных размерах.
– Дела не позволили, – замялся Назон.
– Я думал, что главное дело для тебя литература. – Приду в следующий раз.
– В следующий раз тебя не станут слушать. Приехал Проперций. Он только что вернулся из Афин, и его нынче ждут у Мессалы.
Назон ахнул. Проперций, блистательный элегический поэт, украшение современной литературы, был для всякого любителя поэзии полубогом. Увидеть Проперция, послушать его стихи, и, кто знает, может быть прочесть свои – возможна ли подобная удача!
– Макр, если ты возьмёшь меня сегодня к Мессале, я сделаюсь благодарен тебе на всю жизнь. – Я ведь и сам зван только как сын своего отца, – вздохнул Макр. – Но не в моих силах отказывать одарённому человеку, растрачивающему свой талант на пустяки и побрякушки. – Он намекал на элегии Назона – Пойдём. Быть может, общение с серьёзными литераторами тебя образумит.
При виде величественного атрия в доме сенатора Мессалы, полного важных гостей, Назон оробел. В самом деле, кто он такой, чтобы врываться без зова в столь знатный дом? Даже Макры, отец и сын, уважаемые в литературных кругах учёные люди, здесь, среди цвета аристократической молодёжи, держались совсем незаметно. Куда ему со своими игривыми стихами! Назону было свойственно то уничижаться, презирая свои стихи и в отчаянии честя себя бездарью, то превозеносить их до небес, мня себя великим поэтом.
Все трое скромно остановились у колонны. Назон чувствовал себя неловко: если бы не надежда увидеть Проперция, он, пожалуй, сбежал бы.
– Вот Сульпиция, – шепнул Макр, указывая на строгую матрону, обильно увешанную украшениями. « Где, которая? « – оживился Назон.Сульпиция, знатная женщина, была известной поэтессой. Заметив любопытные взгляды молодых людей, она величаво отвернулась, всем своим видом показывая, как недосягаемо далека от толпы, как презирает чьё-то внимание, и проследовала мимо.
Молодой хозяин, проходя , любезно приветствовал старика Макра и кивнул его сыну. Воспользовавшись случаем, Макр представил Овидия как подающего
