Тереза Медейрос - Озорница
— Ух ты, — выдохнул Кавири, завороженно глядя на блестящую цепочку.
Беспокоиться за судьбу часов не приходилось. Дани крепко прижала их к груди, как величайшую драгоценность. Глядя вслед детям, потянувшимся за Дани вниз по склону холма, Джастин глубоко задумался. Если Клэр Скарборо на всю жизнь стала его тяжелым крестом, почему возникало чувство опустошенности и полного одиночества, когда ее портрета не было рядом с его сердцем?
В ту ночь Эмили не спалось, и она беспокойно ворочалась под тонким одеялом. С наступлением сумерек стало довольно прохладно, но она этого не чувствовала, обжигаемая ледяным огнем ярости и презрения. Всего в нескольких шагах от нее мирно спал опекун, и девушка принялась внимательно изучать его черты, положив подбородок на сплетенные руки.
Совсем не такого человека рисовало ее воображение. Он почему-то представлялся ей блондином с аккуратно подстриженной бородкой и короткими бакенбардами. Для полного сходства с благородным рыцарем не помешала бы шапка золотых волос над сверкающими латами. До чего же наивной и глупой девчонкой она была прежде!
— Впрочем, спрятать рога под шлем ему бы все равно не удалось, — пробормотала Эмили.
Спавший у окна Пенфелд всхрапнул во сне, и девушка чуть изменила позу.
Джастин Коннор больше похож на сатира, чем на благородного рыцаря. Слишком густые и длинные ресницы, да и нижняя губа полная и чувственная. Черты лица, взятые по отдельности, не назовешь привлекательными, но в совокупности они создавали образ неотразимого мужчины. Он был чертовски хорош той редкой мужской красотой, при взгляде на которую сердце начинает трепыхаться, как пойманная птица в руках. Эмили с большим трудом подавила желание подползти к постели и пощупать каждую черточку его лица, чтобы навсегда запечатлеть в памяти. А то ведь утром он уйдет, и останется только гадать, не привиделось ли ей все это во сне.
Через детские годы Эмили пронесла в сердце образ благородного рыцаря, который непременно придет на помощь в самую трудную минуту, но при холодном свете дня мечты рассеивались как дым. А сейчас перед глазами действительность — реальные шесть футов костей и мускулов. Можно было потрогать их рукой, как она сделала это в ту незабываемую лунную ночь.
Луч света от фонаря позолотил его черты и сгладил шероховатости. Он смотрелся очень молодым, не старше тридцати лет, хотя Эмили раньше думала, что Джастин намного старше. Скорее всего он в том возрасте, в каком ушел из жизни отец.
Внезапно спящий заворочался и застонал, будто почувствовал враждебный взгляд. Углубились морщины возле глаз, и Джастин задрожал, словно ему причинили боль. Боль? Вряд ли. Скорее на совести у него неспокойно. Опекун Эмили не мог спать как невинный ребенок, за ним водилось слишком много грехов.
Ей захотелось разбудить его и заставить посмотреть ей прямо в глаза. Пусть увидит, какой она стала за последние семь лет, проведенные в его тени. Из-за него, из-за него одного все ее выходки и проказы — так она выплескивала то, что накипело в душе. Он бросил ее на произвол судьбы, не написал ни одного письма и даже недавно, когда держал в объятиях, просто не узнал. Джастин осмелился нанести ей самое жестокое оскорбление. Эмили была способна простить многое, но только не равнодушие.
Она повернулась на другой бок, чтобы больше не видеть его, и крепко задумалась. Непонятно, почему Джастин предпочитает жить в обветшалой хижине. Куда подевалось огромное богатство, которое расписывал в письмах отец? Наверное, припрятал золото в надежном месте до поры до времени. Возможно, занимается контрабандой, принимает товары прямо на песчаном берегу, чтобы избежать уплаты высоких портовых пошлин. Есть еще такой вариант: он просто грязный мошенник и использует имя наследника одного из самых богатых граждан Англии, чтобы обирать честных людей, таких, как отец Эмили.
Нет, она не стремилась к этому, но так распорядилась судьба, что Джастин Коннор оказался в ее власти. Он не знал, с кем имеет дело, но она-то знала его истинную цену. Если хорошенько порыться в хижине, наверняка среди пыльных книг и связок бумаг можно найти то, что нужно, чтобы проследить историю жизни Джастина Коннора.
Она неплохо придумала с ногой: время, отпущенное для выздоровления, нужно использовать, чтобы выведать все его секреты и узнать наконец правду о пропавшем золоте и обстоятельствах гибели отца. Так она сможет насолить Джастину Коннору. Он еще пожалеет, что вообще родился на свет. А пока пусть себе спит и набирается сил. Ему еще предстоит жуткий кошмар, когда она соберет доказательства его грязной игры и заставит взглянуть фактам в лицо.
Лицо… Эмили повернулась на другой бок. Ее тянуло к Джастину, как неумолимо тянет мотылька к огню. Она снова стала внимательно изучать едва освещенные правильные черты его лица, а потом веки ее отяжелели, смежились, и девушка погрузилась в сон без сновидений.
4
«Тебя нет рядом, но господь милосердный ниспослал мне в утешение лучший из своих даров — настоящего друга…»
— Вы предлагаете еще чаю, Пенфелд? — радостно воскликнула Эмили, глядя на тонкую фарфоровую чашку, которую протягивал ей слуга. — Какой приятный сюрприз! Не иначе как вы читаете чужие мысли.
— Особая заварка, по индийским рецептам, такой чай готовят только в Дели, — горделиво заметил Пенфелд, расплывшись в улыбке от похвалы. — Это подарок Джастина ко дню моего рождения.
— Какой, однако, заботливый, — промурлыкала девушка.
Подождав, пока слуга вновь отойдет к печке, она выплеснула чай через плечо в открытое окошко. Эмили была готова променять весь чай в мире на одно кофейное зернышко, чтобы засунуть его в рот и пососать. Однако не хотелось обижать камердинера Джастина, уже успевшего высказаться по поводу кофе — мол, напиток это грубый и недостоин того, чтобы его употребляли уважающие себя люди. Эмили начинала подозревать, что хитрюга Коннор занимается контрабандой чая, а вовсе не золота.
Девушка запрокинула чашку в рот, облизнула губы и причмокнула, будто в жизни не пила ничего лучшего.
— Чудесно! Восхитительный аромат! Никогда прежде не пила такого вкусного чая.
Пенфелд радостно всплеснул полными руками.
— Ей-богу, на душе тепло, когда видишь, что молодая леди способна по достоинству оценить настоящий чай, — сказал он, забрал чашку и сразу предложил: — Если вам так понравилось, могу налить еще.
Эмили внутренне содрогнулась и закрыла ладонями лицо. Толстый слуга убивал ее своей добротой. За последние три дня стоило ей чуть пошевельнуться, как он тут же оказывался рядом, взбивал одеяло, подложенное под ноги, суетился и постоянно поил ее чаем, будто это был некий целительный бальзам. Временами закрадывалось подозрение, что хозяин хижины намеренно науськал на нее своего верного слугу, чтобы тот вечно маячил неподалеку и не давал ей покоя.
