Виктория Александер - Тайна девственницы
– Чушь… – слабо произнесла Габриэла.
– Да нет, не чушь, раз я не мог столько дней выбросить из головы идею поцеловать вас снова.
Она тяжело дышала.
– И вы собираетесь снова поцеловать меня сейчас?
– Я подумывал о большем.
– Да как вы смеете…
– Мисс Монтини, я уверен, вы понимаете, о чем я. Вы же смотритесь иногда в зеркало. Примеряя платья либо эту мужскую одежду? Вы довольно привлекательная женщина. Ваши глаза полны огня, мисс Монтини, когда вы злитесь, негодуете или ощущаете себя в западне. И ваши губы… – Натаниэль посмотрел на ее губы, затем вернулся к глазам, – молят о поцелуе. Они требуют поцелуев, они созданы для них! Для частых, страстных и прекрасных поцелуев… Мисс Монтини… – Он приблизил свои губы к ее губам. – Вы совершенно… неотразимы.
Его губы легко прикоснулись к ней, и через мгновение она замерла.
Затем рассмеялась:
– О Боже! И неужели это действительно действует на женщин?
Он резко выпрямился.
– Что?
– Все эти «ваши глаза сияют, как звезды, и ваши губы манят, как спелые вишенки»! Ерунда!
– Что-то я не припоминаю, что говорил о звездах… – Натаниэль начинал улыбаться. Он видел, что она смущена.
– Наверное, вы о них подумали, а я прочитала ваши мысли!
– Вероятно.
Габриэла прищурилась.
– Вы никак не можете взять в толк, мистер Харрингтон, что я здесь не для того, чтобы крутить с вами романы. Я не хочу быть вашим другом, и уж тем более не хочу стать вашей… любовницей. – Ее глаза сверкнули в темноте, и она стала еще более притягательной. – Я здесь для того, чтобы выяснить правду. Нам будет очень трудно работать вместе, но ради результата я постараюсь это сделать. Мы с вами будем вместе искать печать. Но не более того.
– Да, конечно. – Натаниэль не отрывал взгляда от ее губ. – Но я не вижу ничего плохого в том, чтобы одни отношения подталкивали к другим, более интересным и серьезным.
– Не думаю, что это когда-либо случится.
– Вы должны мне поцелуй, вы помните об этом? Вы и сами хотите этого. – Он взял ее руку. – Вам ведь нравятся поцелуи при луне?
– Что-то не вижу здесь луны.
– Вы сохраняете ее свет в своих глазах.
– Ах, мистер Харрингтон! – Габриэла положила руку ему на щеку, и ее голос смягчился. – Вы самый очаровательный негодяй, какого я когда-либо встречала. Видите, я тоже умею говорить правду. Я представляю, как много женских сердец вы разбили. К счастью, – она ласково взглянула ему в глаза, и его дыхание сбилось, – я не одна из них.
Она быстро убрала руку и распахнула дверь.
– Спокойной ночи!
– Мисс Монтини! – Натаниэль снова схватил се руку и прижал к губам. – Хочу, чтобы вы знали, я не такой негодяй, который легко сдается и признает поражение. – Он поцеловал ее ладонь, и Габриэла вздрогнула. – Но я думаю, что это будет погоня не только за древним артефактом, но и… за артефактом большей значимости, чем Амбропия. Вы можете считать это за предупреждение. – Натаниэль отпустил ее руку и отступил.
– Я буду продолжать думать о том, что меня преследует и пытается соблазнить легкомысленный негодяй. Считаю, что его попытки лишь усложняют нашу общую задачу и не имеют никакого отношения к древним артефактам. Не хочу больше комментировать наши отношения. Я начинаю от них уставать. Спокойной ночи.
Она закрыла дверь прямо перед его лицом. Натаниэль услышал, как она задвигает щеколду. Он постучался в дверь.
– Я не сделал ничего в своей жизни, чтобы заслужить звание негодяя. Постарайтесь запомнить это.
– Пока не сделали ничего, что могло бы опровергнуть это мнение, – послышался голос Габриэлы из-за двери.
– Но вы понимаете, что я полон решимости поцеловать вас при свете луны или солнца. При звездах, в библиотеке, при свете лампы. Где угодно. И я сделаю это.
– Я не буду заключать с вами пари, мистер Харрингтон. Я очень устала.
– Хорошо, я ухожу. Но не забывайте о вашем долге, мисс Монтини.
Приглушенный смех был ему ответом.
Натаниэль несколько секунд еще смотрел на закрытую дверь, затем улыбнулся. Габриэла и ее сердце, без сомнения, были намного более интересны в этой сделке, чем любое другое сокровище. У нее было время подумать над его словами. До утра. И во все дни их совместного путешествия.
Натаниэль медленно пошел в сторону своей комнаты через коридор. Больше всего в этой ситуации его действительно интересовала роль Куинтона. Он должен был убедиться, что брат не причастен к подмене печати. Не то чтобы Натаниэль его подозревал, но Куинтон часто врал. Ради своих целей он был способен исказить факты. Просто его делишки пока никогда не затрагивали честь семьи. Возможно, Куинт знает о Монтини и печати намного больше, чем должен.
Несмотря на вовлеченность брата в эту историю или полное его неведение, Натаниэль не мог не предвкушать новые приключения и волнения. Он не знал, сможет ли разгадать тайну этой печати, но, черт… какие же увлекательные получаются эти поиски! Печать или женщина? И что может стать лучшей находкой?
Габриэла прижалась ухом к двери. Она слышала, как Натаниэль медленно удаляется в свою комнату. Его шаги стихли, открылась дверь. Значит, он живет прямо напротив нее? Интересно, кто решил ее так поселить?
Впрочем, не важно. Он мог бы спать и в ее комнате, на соседней кровати, и ее бы это нисколько не побеспокоило.
Габриэла тяжело вздохнула и огляделась. Комната оказалась намного больше, чем ее собственная, и, конечно, роскошнее. Здесь можно было бы прожить всю жизнь. Сюда бы вошли все ее вещи плюс вещи мисс Флоренс. Слишком шикарная комната. Габриэла не привыкла к таким.
Она заметила на стуле ночную рубашку с изящными рюшечками. Наверняка это наряды Реджины, которыми ее попросили поделиться с гостьей. Габриэла быстро переоделась, погасила свет и забралась под одеяло.
Так странно было спать в чужом доме. В чужой кровати. Кто спал здесь до нее? Какие именитые гости?
Да, надо признать, ее планы провалились. Все пошло кувырком. Нужно было найти одну, всего лишь одну бумажку, подтверждающую, что Харрингтоны знают о печати. О том, что в отцовской коллекции у Стерлинга появилась новая вещь, подарок братьев. Это казалось таким легким заданием! Теперь же она напоминала себе узника, окруженного опасными соседями. Ни выйти из комнаты, ни чихнуть. Странно, что после всех ночных событий она чувствовала себя гостем в доме Харрингтонов. Хотя это может пойти на пользу.
Она ожидала, что леди Уайлдвуд спасет ее от полиции и ареста, проникнется больше остальных ее ситуацией. Зачем графине нянчиться с сиротой и разговаривать с ней о ее матери? Какая такая ностальгия заставляет ее идти навстречу воровке? Неужели у них была столь сильная дружба, что для этого она буквально вырвала Габриэлу из рук полиции? Это было единственной вещью, о которой она не написала Ксерксу в ночном послании.
