Карен Хокинс - Лэрд, который меня любил
Она откинула одеяло, свесила ногу с края кровати, и её взгляд упал на изысканный поднос с чайником на столике у камина. К сожалению, кексов к чаю не оказалось; придётся ей тащить свой урчащий желудок вниз на завтрак.
Она поднялась и дёрнула за шнурок с бахромой у камина, который должен был отозваться колокольчиком на кухне; потом присела и налила себе чашку чая.
Вытянув к огню босые ноги, обхватив пальцами тёплую фарфоровую чашку, она стала думать о доме. Там уже несколько часов назад все были бы на ногах. Отец давал бы Роберту и Майклу урок греческого языка, а Мэри, если бы её оттащили от книги, куда она уже уткнула свой нос, помогала бы матери со штопкой.
Кейтлин вздохнула. Ей не хватало шума, скрипа ступенек и хлопанья дверей, звуков смеха. Даже из своей комнаты на третьем этаже она отлично слышала шелест голосов в гостиной на нижнем этаже, где мама собирала своих цыплят как курица — наседка. Или маме нравилось так думать об этом, потому что папа всегда говорил, что как только она соберёт своих «цыплят», она тут же разгонит их как генерал, раздающий поручения. Мама же всегда со смехом на это возражала, что ей не пришлось бы быть генералом, будь у неё более послушные птенцы.
Кейтлин с тоской улыбнулась. Когда — нибудь и ей хотелось бы иметь такие взаимоотношения, как у них, основанные на уважении и любви. Она надеялась, что её сестра Триона нашла это со своим молодым мужем Хью. Из писем Трионы выходило, что нашла. Приступ зависти заставил Кейтлин почувствовать себя ещё хуже. Встретит ли она когда — нибудь мужчину, которого сможет уважать и любить настолько, чтобы выйти за него замуж? Единственный мужчина, к которому она испытывала настоящее влечение, весь прошлый вечер из кожи вон лез, чтобы показать ей, как мало он о ней думает.
Дверь открылась, и вошла Муйрин, и скоро Кейтлин уже была одета к завтраку.
Ожидая, пока Муйрин найдёт её голубую шаль, Кейтлин обнаружила, что опять задумалась о том, что могло заставить бывшую любовницу МакЛина пригласить её в гости. Чем больше она думала об обстоятельствах своего визита, тем более странным он ей казался. Это не просто кажется странным — это в самом деле странно. Надо будет повнимательнее за ними обоими понаблюдать; то, что она и МакЛин были приглашены на приём в один и тот же дом, было не похоже на простое совпадение. Что — то происходило — и что бы это ни было, она разберётся и положит этому конец.
Муйрин принесла шаль, и Кейтлин спустилась к завтраку.
— Вы собираетесь это есть? — спросил Роксбург.
Александр сидел за столом для завтрака, лениво крутя своё пенсне на ленте, в ожидании появления Кейтлин.
— Я сказал, — снова послышался недовольный голос, но уже ближе, — вы собираетесь это есть?
Александр неохотно повернулся, чтобы посмотреть на дряхлеющего герцога, который стоял в двух шагах от него с зажатой в одной руке своей вечной табакеркой. Александр поднял лорнет и посмотрел на него:
— Прошу прощения, но я собираюсь есть что?
Герцог указал на тарелку Александра:
— Вот эту грушу. Она сварена в корице, знаете ли. Это одна из тех немногих, что мы добыли со своих садовых деревьев.
Александр посмотрел на грушу. Нежно белая мякоть была сбрызнута корицей и сахаром.
— Да, я собираюсь это съесть.
Герцог, казалось, был разочарован, но через миг он просиял:
— А, может, мы разрежем её пополам и…
— Роксбург! — Джорджиана возникла за спиной своего мужа, губы вытянулись в тонкую линию. — Чем ты тут занимаешься?
Герцог, с седыми жидкими донельзя волосами на верхушке головы, указал дрожащим пальцем на тарелку Александра и произнёс ворчливым голосом:
— МакЛин забрал с буфета последнюю грушу, вот я и спросил его, не хочет ли он поделиться.
Яркий румянец залил щёки Джорджианы:
— Ты не мог его спрашивать об этом!
Роксбург потёр табакерку большим пальцем:
— Я… это мой дом и моя груша.
— Раз она оказалась в тарелке МакЛина, значит теперь это его груша. — Джорджиана сжала руку герцога и буквально начала его оттаскивать, сердито сжав губы. — Сядь на своё место во главе стола и оставь гостей в покое.
Роксбург позволил себя увести, при этом громко жалуясь:
— Я просто хотел грушу! Это последняя и…
Она шикнула на него как на двухлетнего ребенка. Вытянув губы, он шлёпнулся на стул, пристроил свою табакерку на столе за тарелкой и потребовал, чтобы один из лакеев сходил на кухню и поискал ещё груш.
На другом конце стола раздался смех Дервиштона:
— Красавица и Чудовище. Удивляюсь, что Джорджиана в нём нашла.
— Его банковские счета, полагаю, — ответил Александр.
— Она красивая женщина — могла бы любого получить.
Теперь — может. Но в начале Роксбург был единственным, кто соблаговолил. Александр выяснил эту пикантную новость совершенно случайно. Он был на конюшне и случайно подслушал, как дворецкий, который злился на Джорджиану за её безапелляционное обращение с его племянником, новым лакеем, громко обсуждал происхождение своей хозяйки.
Просто удивительно, сколько можно узнать, если внимательно слушать. А поразмыслив, Александр с лёгкостью припомнил знаки того, что Джорджиана не была рождена для той роли, которую теперь играла. Она вела себя со слугами более пренебрежительно, чем любая хорошо воспитанная леди, как будто пыталась что — то доказать. Она напомнила ему человека, который говорит на иностранном языке слишком правильно и неуклюже.
В комнату для завтрака забрёл виконт Фолкленд и пристроился позади стула Дервиштона:
— Доброе утро! Что там на завтрак?
Дервиштон осклабился:
— Только не просите груш. Тут МакЛин уцепил последнюю, к полному ужасу нашего хозяина дома.
Фолкленд посмотрел на главное место за столом и увидел, как Джорджиана выкладывает клубнику на тарелку герцога, а потом садится на своё место на противоположном конце стола.
— Это почти преступление — вся эта красота в постели со сморщенной оболочкой мужчины.
— О, я думаю, Джорджиана эту постель не посещала уже несколько лет, — сухо вымолвил Дервиштон.
Пухлое детское лицо виконта прояснилось:
— Спасибо Господу за это. В любом случае, мне кажется, что эту свою золотую табакерку он ценит выше, чем свою жену. Он её из рук не выпускает и, говорят, даже спит, положив её под подушку.
— Бедная Джорджиана, — прошептал Дервиштон.
— Не тратьте попусту своё сочувствие, — сказал Александр. — Она не слишком мучается; вы сидите в одном из многих её утешительных призов. Роксбург заплатил за этот дом больше 80 тысяч фунтов стерлингов.
