Жюльетта Бенцони - Ты, Марианна
— Нет! Ни за что!
Пришлось сделать крюк, чтобы не проходить мимо высоких ворот каторги, где дежурили охранники, но вскоре маленький отряд растянулся в тени нависающей над дорогой высокой черной стены, за которой слышались размеренные шаги часовых. Прошли между каторгой и канатными мастерскими, пустынными в столь поздний час, затем, свернув на углу направо, увидели несколько зарешеченных окон за значительно менее высокой стеной: это был лазарет. В этих окнах мерцал слабый красноватый свет, очевидно ночника.
С уверенностью вожака Жан Ледрю распределил людей, снял куртку и начал разматывать канат, в то время как Жоэль делал то же самое, а Тома и Гульван вытащили крючья. Марианна робко указала на окно:
— Там же решетка, как вы сможете?
— Не думаете же вы, что мы собираемся пройти здесь? — насмешливо процедил бретонец. — С другой стороны стены есть дверь, и, спрыгнув вниз, легко прихлопнуть часового!
Быстро привязали крючья к канатам. Моряки расступились, оттеснив Марианну и Жоливаля назад. Жан Ледрю и Тома немного отошли и, выбрав удобное положение, одновременно начали раскачивать крючья.
Они уже были готовы забросить их, когда внезапно Жан опустил свой на землю и сделал знак Тома, чтобы тот тоже остановился. За стеной раздался какой-то шум. Послышался топот ног, затем появился яркий свет, переходящий от окна к окну. И вдруг, так близко, что Марианне показалось, будто взорвалась стена, прогремел пушечный выстрел, за ним второй, третий…
Не боясь больше, что его услышат, Жан Ледрю отчаянно выругался и подхватил свое орудие.
— Кто-то бежал! Сейчас обыщут каторгу, затем город и побережье. Всем на шхуну и во весь опор!..
Марианна в ответ закричала:
— Но это невозможно! Мы не должны уйти! Бросить Язона!..
Люди уже рассеялись и пустились обратным курсом по темным улочкам старых кварталов. Жан быстро схватил Марианну за руку и неумолимо увлек за собой, не желая ничего слышать.
— На этот раз осечка. Если будете упрямиться, нас могут схватить!
Потеряв голову, она пыталась сопротивляться, в отчаянии оборачиваясь к окнам, за которыми мелькали чьи-то силуэты. Впрочем, уже вся каторга пробудилась. Слышался топот подкованных сапог, щелканье взводимых курков. Непрерывно звонил колокол, наполняя праздничный порт зловещими звуками набата.
Увлекаемая с одной стороны Ледрю, а с другой Жоливалем, Марианна вынуждена была бежать, но сердце ее так колотилось в груди, что причиняло боль, а скользившие по камням ноги отказывались служить. Полными слез глазами она взглянула на небо и застонала. В непроглядной тьме не было ни единой звезды!
— Быстрей! — понукал Ледрю. — Еще быстрей! Нас еще Могут заметить.
Темные улицы Керавеля поглотили их, и, оказавшись в их тени, Аркадиус остановился, удержав Марианну и заставив моряка сделать то же.
— Что вы надумали? — закричал он. — Мы еще не пришли!
— Нет! — спокойно сказал виконт. — Но вы можете сказать, чем мы теперь рискуем? На нас не написано, что мы собирались освободить каторжника. Чем мы отличаемся от добрых людей, идущих на мессу?
Ледрю моментально успокоился. Он снял колпак и провел растопыренными пальцами по слипшимся от пота волосам.
— Черт возьми, вы правы. Эти пушечные выстрелы совершенно свели меня с ума… И действительно, даже лучше возвращаться спокойно. Пропащий вечер сегодня… Я глубоко огорчен, Марианна! — добавил он, видя, что молодая женщина, задыхаясь от слез, припала к плечу Жоливаля. — Может быть, нам больше повезет в другой раз…
— В другой раз? Он умрет раньше, они… убьют его.
— Не думайте так! Может быть, все пойдет лучше, чем вы себе представляете. И никто не виноват, что у какого-то бедняги возникла такая же идея использовать рождественскую ночь, чтобы вырваться на свободу.
Он нескладно пытался ее утешить, но Марианна не хотела утешения. Она представляла себе Язона на убогом лазаретском ложе, с перепиленной цепью, ожидающего помощи, которая не придет.
Что будет с ним завтра, когда обнаружат разрезанные оковы? Сможет ли что-нибудь сделать Видок, чтобы он избежал худшего?
Маленькая группа продолжала путь. Теперь Ледрю шел впереди, ссутулившись, засунув руки в карманы куртки, торопясь поскорее ощутить под ногами палубу своей шхуны. Уцепившись за Жоливаля, Марианна шла медленнее, лихорадочно перебирая в уме все возможные способы спасения Язона. Ей казалось, что каждый сделанный шаг, отдаляющий ее от каторги, вносил что — то непоправимое между ней и тем, кого она любила. Спрятавшись под капюшоном, она тихо рыдала.
Добравшись до порта, Жан побежал к шхуне, бросив тревожный взгляд на жандарма, который ходил взад-вперед с таким видом, словно чего-то ждал. Увидев его, Жоливаль сказал Марианне на ухо:
— Лучше будет вернуться в Рекувранс, малютка. Подождите меня здесь, я схожу за вещами и узнаю, куда делся Гракх. Он должен был идти с матросами.
Она сделала знак, что поняла, и, в то время как он пошел к Шхуне, осталась на месте с безвольно опущенными руками, утратив всякое мужество и способность здраво рассуждать. Но тут жандарм, пройдя мимо Аркадиуса, внезапно бросился к ней и схватил за руку, не обращая внимания на вырвавшийся у нее слабый протестующий крик.
— Боже правый? Что вы болтаетесь тут без толку? Вы думаете, что мы уже в безопасности? Ради Бога, скорей на шхуну! Уже добрых четверть часа мы ждем вас как на иголках!
Она мгновенно пришла в себя от испуга, когда под треуголкой жандарма узнала лицо Видока. Внезапный приступ гнева охватил ее.
— Вы?.. Это вы бежали? Так это вас ищут, а в это время Язон…
— Да он на шхуне, ваш Язон, недотепа вы несчастная! Живей, живей!..
Подбежав к судну, он с такой силой подтолкнул ее, что она буквально упала на руки Жоливалю, и, в то время как команда торопливо готовилась к отплытию, он, в свою очередь, прыгнул на борт, спокойно прошел к бухте каната под фонарем и стал на нее, чтобы портовая охрана могла увидеть его жандармскую форму.
В городе не замечалось большее оживление, чем обычно, ввиду приближавшейся мессы. Сначала надо воздать почести Богу, а потом уже преследовать человека!
В этот же момент из камбуза появился еще один жандарм со смеющимися глазами на изможденном бородатом лице.
— Марианна! — позвал он тихо. — Иди сюда! Это я…
Она хотела что-нибудь сказать, даже закричать от радости, но чередование надежды, ужаса, скорби и изумления сломило ее стойкость. У нее хватило сил только на то, чтобы упасть в объятия мнимого жандарма, который, сам едва держась на ногах, все же нашел достаточно энергии, чтобы прижать ее к себе. Они долго оставались так, сплетясь в одно целое, не произнося ни слова, слишком взволнованные и счастливые, чтобы говорить. Вокруг них хлопали стремительно поднимавшиеся на мачты паруса. Матросы босиком бесшумно бегали по палубе. Стоя у штурвала, Жан Ледрю пожал плечами и отвернулся от этой пары, забывшей, похоже, обо всем на свете. , Но Видок не выдержал и заметил со своего наблюдательного поста:
