Шерри Томас - Любовь против правил
Неужели он не может осознать, о чем ее просит? Стать его любовницей, зная, что в назначенный срок ее оставят? Знать, что даже ложась с ней в постель, он будет мечтать о благословенном будущем с миссис Энглвуд?
«Скажи ему. Это будет только твоя вина, если не скажешь».
Он поцеловал ее в голову.
«Стой. Не прикасайся ко мне».
Но она любила эти редкие мгновения физического контакта. Когда он поднял ее на руки и закружил. Когда протанцевал с ней четыре вальса подряд. Когда обвил ее плечи рукой на аэростате. И конечно, той ночью в Италии. Это были воспоминания, которые она все снова и снова вызывала в памяти, смакуя, как изысканное лакомство, шлифуя до блеска каждую мельчайшую деталь, наслаждаясь каждым давно испытанным ощущением в полной мере.
Даже сейчас ее тело жаждало прижаться к нему. Ей хотелось уткнуться носом в его кожу и жадно вдохнуть — от него пахло всегда так, словно он только что прогулялся по солнечному лугу. Ей хотелось провести ладонью по его подбородку, чтобы ощутить пробивающуюся щетину. Проникнуть ладонями к нему под рубашку и изучить каждый дюйм его мускулистой груди с тем же пылом, с которым когда-то она овладевала «Трансцендентными этюдами».
«У меня больше никого нет. Я люблю тебя. Я всегда любила только тебя. Умоляю, не заставляй меня это делать».
Он поцеловал ее в ушко сжатыми губами, легкое целомудренное прикосновение. Но ее все равно опалило желание. Она была сожжена дотла. Разбита на мелкие осколки.
— Скоро все это кончится, — прошептал он. — Кончится прежде, чем ты успеешь понять.
И до конца жизни она останется только туманным воспоминанием в его с миссис Энглвуд лучезарном счастье.
«Я не могу. Не могу. Оставь меня в покое».
— Я буду самым внимательным и деликатным любовником. Обещаю.
Слабые рыдания вырвались из ее горла, несмотря на все ее отчаянные усилия сдержаться.
Он крепче прижал ее к себе. Она едва могла дышать. Ей хотелось, чтобы он никогда ее не отпускал.
— Хорошо, — сказала она. — Шесть месяцев начнем через неделю.
— Благодарю вас, — прошептал он.
Это было начало конца.
Или, возможно, это был лишь конец чего-то, что никогда не должно было начаться.
Глава 5
Медовый месяц1888 год
В голове у Фица поселился великан, без устали орудовавший кувалдой размером с гору Олимп. Фиц дернулся на твердом холодном полу, ощущая тупую боль во всем теле.
— Вставай! — кричал великан, его рев, словно острый гвоздь, вонзался в череп Фица. — Вставай, ради всего святого!
Но это кричал не великан, а Гастингс. Фиц хотел сказать ему, чтобы он заткнулся и оставил его в покое — если бы он мог встать, то не валялся бы на полу, как обычный пьянчуга. Но его глотка, как видно, была забита песком и грязью. Он не мог вымолвить ни слова.
Гастингс выругался и схватил Фица за воротник. Они были примерно одного веса, но Гастингс был мускулистее. Он поволок Фица по полу, при этом Фица затошнило и голову пронзила острая боль, как будто его колотили ею о стену.
— Стой! Будь ты проклят, остановись!
Гастингс оставил это без внимания. Он приподнял Фица в нечто близкое к вертикальному положению и затолкал его, полностью одетого, в ванну, полную обжигающей холодной воды.
— Боже милостивый!
— Приди в себя, пьяница! — ревел Гастингс. — Я не могу заставлять полковника Клементса ждать так долго.
«Полковник Клементс может отправляться к дьяволу».
Затем, под грохот кувалды, снова принявшейся за работу, Фиц вспомнил, что сегодня день его свадьбы. Никто не в состоянии остановить время, и меньше всех молодой человек, который хотел всего лишь сохранить то, что имеет.
Он вытер мокрой ладонью лицо и наконец открыл глаза. Он находился в ванной комнате с отставшими коричневыми обоями, рваными грязно-зелеными занавесками и погнутой рамой от зеркала, которого не было в помине. Его городской особняк, с раздражением понял он. Какая бедность!
Гастингс не испытывал к нему сострадания.
— Поторапливайся!
— Полковник Клементс… — Фиц с силой втянул в себя воздух. Ему показалось, будто он получил удар в правый глаз. — Он не должен был заявляться сюда до половины одиннадцатого.
Свадьба была назначена на половину двенадцатого.
— Уже четверть одиннадцатого, — угрюмо сказал Гастингс. — Мы пытаемся привести тебя в чувство последние два часа. Первый лакей не сумел заставить тебя даже пошевелиться. Второго ты вышвырнул из комнаты. Мне удалось натянуть на тебя твой утренний костюм, но ты выплеснул на него свой плохо переваренный вчерашний ужин.
— Ты шутишь. — Фиц ничего не помнил.
— Хотел бы, чтобы было так. Это произошло час тому назад. Твой костюм окончательно испорчен. Тебе придется надеть мой. А если ты и его испортишь, клянусь, я спущу на тебя моих собак.
Фиц прижал мокрые пальцы к вискам. Это была неудачная мысль. Острая боль пронзила его мозг. Он застонал от муки.
— Почему ты позволил мне так напиться?
— Я пытался остановить тебя — ты чуть не сломал мне нос.
— Это чудовищно.
— Именно так, лорд Фицхью. Одна из девиц, которых нанял Копли, сбежала, вопя на ходу, что не может совершать противоестественные действия, которые ты от нее требовал.
Фиц рассмеялся бы, если б смог. Двадцать четыре часа назад он был девственником — может, он им и остался, насколько он себя помнил.
— Это невероятно, — слабо пробормотал он.
— Но тем не менее, — сказал Гастингс. Лицо его выражало одновременно нетерпение, печаль и безнадежность. — Хватит, ты должен взять себя в руки. Соберись с духом. Карета отходит в одиннадцать — а ведь в одиннадцать мы должны быть уже в церкви.
— Почему это со мной случилось? — закрыв глаза, прошептал Фиц.
— Не знаю, не знаю, — ответил Гастингс, крепко сжав плечо друга. — Чем я могу помочь?
Чем он может помочь? Чем хоть кто-нибудь может ему помочь?
— Просто оставь меня сейчас одного.
— Хорошо. Даю тебе десять минут.
Десять минут.
Фиц закрыл ладонями лицо. Как он может собраться с духом, если вся его жизнь рассыпалась на куски? За десять минут ему это не удастся, это точно. Не хватит даже сотни минут, а то и десяти лет.
Каким-то чудом кортеж жениха прибыл на место раньше кортежа невесты, правда, всего лишь на пару минут.
Гастингс пытался побудить Фица вбежать в церковь, чтобы его не было видно снаружи, когда подъехала карета невесты. Но Фиц был не способен на подобный подвиг, даже если бы ему грозили ударом ножа в спину.
— Я ведь не опоздал, — сказал он, оттолкнув руку Гастингса. — Чего же еще им от меня нужно?