Евгения Марлитт - Брак по расчету. Златокудрая Эльза
На колокольне Линдгофа уже давно пробило три часа, когда Елизавета торопливо спускалась с горы. Дядя задержал ее своим разговором. Его возмутило то, что Елизавета приняла приглашение.
— Та бедняжка, которая будет сегодня предана земле, вполне заслуживает того, чтобы в этот день все почтили ее память, — справедливо заметил он.
Но добрый дядюшка совершенно не имел представления о том, что совершается в душе племянницы. Он не знал, что его любимица все эти дни считала минуты до того момента, когда «он» вернется.
Ноги Эльзы едва касались земли. Она не хотела опоздать еще больше и чуть не расплакалась, когда ее легкое платье зацепилось за куст шиповника и его пришлось долго и терпеливо распутывать. Она, едва переводя дух, добежала до павильона. Дверь была открыта настежь, но внутри еще никого не было. На столе стояла масса различных угощений, а в углу дивана было приготовлено уютное местечко. С легким сердцем вбежала Елизавета в павильон и подошла к одному из окон, как вдруг услышала позади себя шорох. К ней приближался Гольфельд, прятавшийся за дверью. Елизавета хотела выскочить из павильона, но он заступил ей дорогу и стал уверять, что Елена сейчас подойдет.
Елизавета с недоумением смотрела на него. В его тоне не было и тени той дерзости, которая так возмущала ее.
— Уверяю вас, госпожа фон Вальде сейчас придет, — повторил он, видя, что гостья сделала новую попытку проскользнуть к двери, а затем добавил печальным тоном: — Разве мое присутствие так неприятно вам?
— Да, — холодно ответила Елизавета. — Если вы вспомните, как совсем недавно вели себя со мной, то поймете, что ничего удивительного нет в том, что мне невыносимо оставаться с вами наедине даже в течение одной минуты.
— Как жестоко и непримиримо это звучит! Неужели я должен так страдать из-за невинной шутки?
— Советую вам впредь быть осмотрительнее в выборе людей, над которыми вы собираетесь пошутить.
— Ах, я и сам считаю, что это было непростительной ошибкой и стыжусь своего поступка. Но разве мог я подумать…
— Что я требую к себе уважения? — прервала его Елизавета.
— Нет-нет, в этом я никогда не сомневался. Как вы, однако, вспыльчивы! Но я же не знал, что вы имеете право требовать еще большего.
Елизавета вопросительно посмотрела на него — она не поняла смысла сказанного.
— Могу ли я сделать что-либо большее, чем на коленях попросить у вас прощения? — продолжал он.
— Оно будет дано вам, но с условием, что вы немедленно оставите меня одну.
— Какая вы упрямая! Я был бы дураком, если бы упустил такой удобный случай. Елизавета, я уже говорил вам, что пламенно люблю вас.
— А я, кажется, уже очень ясно выразилась, но повторю: вы мне совершенно безразличны.
Девушку начала пробирать дрожь, но ее взгляд оставался ясным и спокойным.
— Елизавета, не доводите меня до крайности! — взволнованно воскликнул Гольфельд.
— Прежде всего я попрошу вас придерживаться элементарных правил вежливости, которые запрещают нам называть посторонних по имени.
— Вы просто дьявольски холодны и злобны! — воскликнул он, дрожа от гнева. — Я согласен, вы вправе проучить меня, потому что я провинился перед вами, но ведь я готов все исправить! Выслушайте меня спокойно, и вы, несомненно, раскаетесь в своей жестокости. Я прошу вашей руки. Вам, конечно, известно, что я обеспечу своей жене блестящее положение в обществе.
Он с торжествующей улыбкой посмотрел на Елизавету, ожидая, что она будет вне себя от радости. В самом деле, какая перспектива, какой взлет для бедной девушки: попасть в высшее общество, быть принятой при дворе, иметь роскошные туалеты, экипажи, дворец… Елизавета, вне всякого сомнения, должна быть признательна ему, Гольфельду.
Но этого почему-то не случилось. Елизавета гордо вскинула голову и, отступив на шаг, спокойно произнесла:
— Очень сожалею, господин фон Гольфельд, но вы могли бы избавить себя от этой неприятной минуты. После всего того, что я сказала вам, я совершенно не понимаю, как вы могли заговорить о подобном. Но раз вам непременно надо это услышать, я заявляю: наши пути расходятся.
— Что?!
— И я никогда не соглашусь принять ваше предложение.
Гольфельд какое-то время смотрел на нее, ничего не соображая, и не мог произнести ни слова. Его лицо стало бледным, зубы впились в нижнюю губу.
— Вы зашли в своей игре слишком далеко, раз решились дать мне подобный ответ, — сказал он сдавленным, хриплым голосом.
Елизавета презрительно усмехнулась и отвернулась. Это движение привело его в ярость.
— Причину… Я хочу знать причину! — пробормотал он, вновь став между Елизаветой и дверью, к которой она устремилась, и, схватив девушку за платье, попытался удержать ее.
Она испугалась и отошла вглубь павильона.
— Оставьте меня! — задыхаясь, крикнула она. Страх почти лишил ее голоса, но она, собравшись с силами, гордо вскинула голову и проговорила: — Если вам незнакомо понятие чести, я буду вынуждена пустить в ход свое оружие. Так вот, я глубоко презираю вас и ненавижу. Теперь оставьте меня и…
— И не подумаю, — злобно прошипел Гольфельд, не дав ей договорить.
Его до этого бледное лицо теперь горело, он был вне себя от страсти и бросился к Елизавете, как хищный зверь. Она подбежала к окну и попыталась открыть его, чтобы выскочить, но вдруг словно приросла к полу от страха. Из кустов, росших у самого окна, на нее смотрело ужасное лицо. Елизавета лишь с трудом узнала Берту. Она вздрогнула и отшатнулась. Гольфельд схватил девушку и сжал ее в объятиях; пребывая в сильном возбуждении, он не заметил искаженного лица в окне. Чтобы не видеть его, Елизавета закрыла лицо рукой. Она чувствовала на руке горячее дыхание своего мучителя, его волосы касались ее щеки, она содрогалась, но силы оставили девушку, и даже ни один звук не слетел с ее уст. Увидев Гольфельда, Берта угрожающе подняла кулаки, явно намереваясь разбить стекло, но вдруг повернула голову, словно услышав какой-то шум, а затем повернулась, опустила руки, громко захохотала и исчезла в кустах.
Все это было делом нескольких секунд. Услышав хохот, Гольфельд испуганно поднял голову. Его взор, казалось, хотел проникнуть в кусты, где исчезла Берта, но он тотчас снова перевел его на девушку, которую держал в своих объятиях и теперь еще сильнее прижал к своей груди. Гольфельд совершенно не думал о том, что в открытую дверь павильона его могли увидеть. Он позабыл, что Елена должна вот-вот прийти сюда, и не заметил, как она появилась на пороге, опираясь на руку брата. За ними показалась баронесса, лицо которой выражало сильнейшее недовольство.