Кэтлин Вудивисс - Зимняя роза
— Я люблю вас, — выдохнул он.
Они долго и томно смотрели друг па друга, затем Кристофер со вздохом откинулся на спину и закрыл глаза. Он протянул руку и сплел свои слабые пальцы с ее пальцами, и это без слов говорило о многом. От этого прикосновения у Эриенн на ресницах задрожали слезы, и она была рада, что поблизости нет мужа, потому что в противном случае он убедился бы в том, что она любит этого человека.
Кристофер метался в бреду до конца дня, потом всю ночь, вплоть до утра, пока не взошло солнце. Сознание вернулось к нему, когда на восточной стороне неба загорелась утренняя звезда. Пришла Эгги с густым супом для больного, взбила подушки, в пуховой пене которых утонула его спина. Когда Кристофер отказался, чтобы его кормили, Эгги устроила так, чтобы он смог поесть сам, не слишком напрягаясь, а затем начала убирать в комнате. Кристофер отпивал суп из чашки и наблюдал за Эриенн, которая осталась, чтобы помочь женщине. Он даже не пытался скрыть свой интерес, заставляя Эриенн нервничать из-за своей несдержанности. Эриенн ни на секунду не забывала о том, что Эгги любит своего хозяина и питает большие надежды на продолжение рода.
Кристофер проспал почти весь день и всю ночь, просыпаясь время от времени, чтобы напиться и поесть супу по настоянию Эгги или Эриенн. На третий день у него начался жар, и страхи Эриенн усилились, но Эгги тут же успокоила ее, сказав, что это вполне нормально для раненого человека. Экономка попросила Эриенн омывать кожу Кристофера прохладной водой, чтобы понизить жар, и оставила ее ухаживать за больным, нисколько не заботясь, по-видимому, о том, что так близко сводит хозяйку усадьбы с человеком, который не был ее мужем. Пока Кристофер спал, Эриенн была совершенно растеряна этим заданием. Получив свободу рассматривать его обнаженное тело и прикасаться к нему, Эриенн была поражена, насколько часто ее взор ласково задерживался на его широких плечах, могучей, покрытой волосами груди, стройной, крепкой талии и плоском животе. Она не могла заставить себя открыть его ниже бедер, и при одной лишь мысли об этом ее лицо заливала горячая краска, даже несмотря на то, что они находились в комнате одни.
Сохранять спокойствие в те минуты, когда Кристофер находился в сознании, было еще одной пыткой, хотя он и не вполне приходил в себя. Его щеки пылали от жара, а глаза с каким-то блеском чересчур горячо смотрели на Эриенн. Тем не менее она мучительно остро осознала последствия своего ухаживания за ним, когда ее взгляд невинно задержался на том месте, которое прикрывали простыни. Щеки у нее внезапно залились краской, но когда она подняла глаза, то Кристофер встретил ее взгляд спокойно и без досады.
Она быстро выбежала из комнаты и, оказавшись в своих покоях, распахнула окно, пытаясь остудить пылающие щеки на морозном воздухе. Эриенн боролась с чувством вины, потому что в последние дни она остро желала его как мужчину и постоянно ощущала ток необузданного, нарастающего возбуждения после каждого взгляда, которым они обменивались, после каждого прикосновения, после каждого произнесенного слова.
Когда-то Эриенн ненавидела его по причинам, которые, как ей казалось, были оправданны, однако ее гнев постепенно был избавлен от жала. Нелегко было сбросить со счетов то, что он рисковал жизнью, спасая Фэррелла и дочь Беккера. Ненависть улетучилась, оставив ее один на один с нежной привязанностью к нему и любовью, этим страшным, опасным, неконтролируемым чувством, которое, поселившись в ней, словно тигр в пустыне, постоянно грозило подорвать ее решимость.
Эриенн весь день не подходила к комнате хозяина дома, оставив заботы на Банди и Эгги. Оба они утверждали, что рана затягивается просто чудесно и что жар спал. К наступлению ночи Эриенн была совершенно истерзана борьбой, происходившей внутри ее, и, в оцепенении добравшись до кровати, молилась о том, чтобы поскорее вернулся муж, который еще прочнее укрепится в ее мыслях и изгонит оттуда раз и навсегда этого янки.
Убаюкиваемая жарким огнем, Эриенн перебирала в уме воспоминания, яркие и смутные. Из событий последних дней возникали видения фигуры в плаще и гарцующего вороного жеребца, а затем одетая в темный костюм фигура становилась мужем и вытаскивала ее из ледяного ручья. Позади него находился все тот же вороной жеребец, и внезапно кожаная маска превращалась в глухой капюшон.
Вскрикнув, Эриенн перевернулась на кровати и уставилась широко раскрытыми глазами на балдахин, а в уме ее внезапно в беспорядке начали носиться мысли, Еще один бред? Неужели ее страсть наделила лицом того, кто вообще не имел лица? Это был сон? Желание, рожденное страстью?
Мысли работали напряженно, пытаясь обрести ясность в запутавшейся памяти. Эриенн не могла припомнить определенные черты или силуэт человека, который вытащил ее из ручья. У нее сохранилось воспоминание о темном крылатом всаднике, соскочившем с вздыбившегося коня, однако когда она думала об этом, то понимала, что ни разу не видела Стюарта верхом. Подозрение, что это был Кристофер, дало толчок новым сомнениям. Что она видела при свете камина в тот же вечер? Покалеченное тело инвалида? Или же искаженный силуэт обычного человека? Кристофер оказался ночным всадником, а также тем человеком, который спас ее, так кем же он был еще? Несомненно, кем-то еще, кроме того похотливого ухажера, которым он постоянно прикидывался.
В Эриенн начал проникать страх, но она отбросила эту мысль как нелепую. Хотя Стюарт всегда приходил к ней ночью, она тем не менее составила для себя его образ, возможно, неотчетливый, но узнаваемый ею. Искривленная нога, шрам на спине, скрипучий голос были частью этого образа и не вязались с красивой внешностью Кристофера Ситона.
Беспорядочные частички загадки перетасовались в ее уме, однако ни одна из них не сходилась с другой, чтобы дать правильное представление об истине. Их скучное мельтешение утомило Эриенн, и она, обессилев, забылась. В ее сне не было кошмаров, лишь чередой сменялись вопросы, страхи и сомнения.
Глава двадцатая
Наступившее утро предвещало начало бурлящего весеннего дня, который, как и его многочисленные собратья в предыдущие годы, прятался под колким, мелким дождем. Сильный ветер швырял ледяные капли на хрустальные окна, покрывая стекло крошечными алмазами влаги, и под его неистовыми порывами гремела черепица на крыше и стонали карнизы.
Эриенн встала посвежевшая и весело принялась за свой туалет, пока во время расчесывания волос на нее с новой силой не навалились вчерашние мысли. Словно острые, цепкие коготки впились в ее сознание, отчего рука с щеткой остановилась на полпути и моментально испортилось настроение.