Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь
Руссот грубо расхохотался и похлопал себя по ляжкам.
– Чертов бургундец! Ты не хочешь сдохнуть, не выпив последний стаканчик? Это я понимаю! Боннское вино, я тоже его люблю!
– Сын мой! – проговорил возмущенно монах. – Такие мысли накануне встречи с Господом…
– Назовите это лучше «последнее прости» земле, которая так прекрасна! – с улыбкой возразил Гарен.
Катрин промолчала. Она поняла, чего хотел Гарен. Она направилась к двери в сопровождении тюремщика, но на пороге обернулась. Она увидела, что взгляд мужа все еще направлен в ее сторону, и на этот раз он был полон такой любви и отчаяния, что она зарыдала.
– Прощайте, Гарен… – прошептала она в слезах.
И из глубины темницы до нее долетел голос узника:
– Прощайте, Катрин…
Она бросилась из темницы на лестницу, но на первой же ступеньке обернулась к тюремщику:
– Сколько ты хочешь, чтобы исполнить последнее его желание?
Тюремщик не колебался. В его мрачных глазах светилась жадность.
– Десять золотых дукатов!
– И ты клянешься, что он получит свое вино? Берегись, если обманешь меня!
– Клянусь своей бессмертной душой, что отдам ему это вино!
– Хорошо. Держи золото. Та женщина, что ждет меня наверху, скоро вернется и принесет кувшин.
Десять золотых монет перешли из руки Катрин в грязную ладонь тюремщика, и она поспешила поскорей подняться наверх. Во дворе она встретила Сару, которая ходила взад и вперед возле двери.
– Пойдем, – просто сказала она.
Едва вернувшись в дом Эрменгарды и даже не сняв плаща, она приказала позвать Абу и рассказала ему о последней воле Гарена.
– Он попросил принести ему боннского вина. Но он просит яду, чтобы избежать позора. Можете ли вы помочь ему?
Мавр выслушал молодую женщину, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Он кивнул головой.
– Я понял. Попросите принести мне пинту вина, и я через какое-то время верну его вам.
Сара отправилась за вином и передала его арабу. Он удалился в свою комнату и скоро вышел оттуда, неся тот же кувшин с вином. Он отдал его Катрин.
– Возьми, – сказал он. – Вот то, о чем ты меня просила. Прикажи сразу же отнести его к нему.
Катрин с любопытством и страхом посмотрела на темно-красную жидкость, наполнявшую сосуд.
– И… он не будет страдать? – спросила она неуверенно.
Абу-аль-Хаир с грустной улыбкой покачал головой:
– Он уснет… и больше не проснется. Достаточно будет и половины этого вина. Иди!
Сара резким движением выхватила кувшин из рук Катрин.
– Дай!.. – сказала она. – Это не должно проходить через твои руки…
Спрятав кувшин под своей накидкой, цыганка скрылась на лестнице дома. Катрин и лекарь остались одни. Через какое-то мгновение Абу подошел к молодой женщине и кончиками пальцев дотронулся до ее глаз.
– Ты плакала! – установил он. – А слезы выгнали желчь, которая отравляла твое сердце. Ты однажды найдешь мир и спокойствие.
– Я не верю! – вскричала Катрин. – Как забыть все это? Все так ужасно, так несправедливо!
Абу-аль-Хаир пожал плечами и направился к двери. На пороге он остановился:
– Время позволяет забыть горе, гасит месть, смиряет гнев и уносит ненависть, и тогда прошлое уходит.
Когда начался день 6 апреля 1424 года, Катрин, проведшая остаток ночи в молитвах, встала у узкого окна, выходящего на улицу. День был серый, и завеса мелкого дождя окутала город своей грязной пеленой. Но, несмотря на непогоду и ранний час, люди уже толпились у Дома с обезьяной в ожидании обещанного кровавого спектакля. Молитва помогла молодой женщине. Она нашла в ней поддержку и покой, которые она давно потеряла. От всего сердца она просила Божьего милосердия для человека, чью тайну она наконец узнала. Печальную тайну страдания и позора! Она знала, что теперь она сможет думать о нем с долей нежности. Поскольку она поняла его, Гарен стал ей дорог. Только одно мучило ее: выполнил ли тюремщик ее просьбу?
Движение в толпе вывело ее из задумчивости. Пикет лучников с топориками у плеча в мокрых блестящих касках появился на улице, окружая человека, уже в годах, но очень могучего, в котором она с содроганием узнала палача Жозефа Бленьи. Он пришел за осужденным…
Когда вновь прибывшие остановились у Дома с обезьяной и зашли туда, сердце Катрин сильней забилось под черным шерстяным корсажем. Она боялась вдруг увидеть среди лучников живого Гарена. Уже подъехала к дому лошадь грязно-белого цвета, запряженная в телегу, на которой возвышалась решетка из грубо оструганного дерева, куда должны были поместить заключенного, чтобы провезти его по городу. Возгласы удовлетворения послышались в толпе…
Прошло несколько минут, показавшихся Катрин бесконечными. Она скорее почувствовала, чем увидела рядом с собой Сару и Эрменгарду. С улицы послышались удивленные возгласы, перешедшие в гневные крики.
Появился Жозеф Бленьи. На его руках виднелось мертвенно-бледное полуобнаженное тело мужчины, которое он грубо бросил в телегу. Это было тело Гарена, и Катрин прикусила кулачок, чтобы не закричать.
– Он мертв! – проговорила Сара.
Палач привязывал веревками всего лишь труп – толпа не ошиблась. Вот что вызвало ее разочарование и гнев. Смотреть, как повесят мертвое тело, которое уже не способно страдать, было неинтересно.
Три женщины, стоявшие у окна, перекрестились. Но рука Сары вдруг застыла.
– О, посмотрите! – вскричала она, показывая на открывшуюся дверь в Дом с обезьяной. Двое стражников вынесли другое неподвижное тело, в котором Катрин с удивлением узнала тюремщика Руссота. Она в то же мгновение поняла, что произошло в тюрьме перед казнью. Тюремщик Руссот передал отравленное вино Гарену, но не смог удержаться, чтобы не попробовать его. Он заплатил своей жизнью за это.
– Он тоже мертв! – сказала Катрин.
Она услышала спокойный голос Абу-аль-Хаира, который неслышно подошел сзади:
– Тем лучше! По крайней мере, нам нечего опасаться, что он заговорит.
Но Катрин не слышала его. Все свое внимание она сосредоточила на Жозефе Бленьи. Палач закончил привязывать тело к решетке. Одной рукой он взял под уздцы лошадь, в другую – кнут, который был у него за поясом, и хлестнул им лошадь. Телега двинулась через толпу. Решетка соскользнула, слегка подпрыгнув, в жирную грязь улицы, и мертвое тело сразу стало черным. Голова и ноги свешивались с телеги.
Дождь припустил с новой силой. Затуманенными от слез глазами Катрин провожала волочащееся под улюлюканье толпы тело того, кто волею судьбы был связан с ней и кто умер от невозможной любви…
Миссия Яна ван Эйка
Роскошная фландрская осень одела в золото и пурпур старые деревья, распростершие свои ветви над черной водой канала. Еще яркое солнце задержалось на остроконечных крышах и цветных стенах домов Брюгге. Но стало уже свежо, и окна были закрыты. Из всех труб вился дымок и, растворяясь в воздухе, уходил в облака, летящие в бледно-голубой лазури неба. Ветер потихоньку срывал листья, и они, медленно кружась, опускались на черную воду. Чувствовалось, что скоро наступит безмолвие зимы…
