Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь
Она разжигала свой гнев, но тяжелый вздох колодника остановил поток ее слов.
– Не будьте вульгарны! – проговорил Гарен. – Вы похожи на кумушку, избитую своим мужем, которая радуется при виде двух стражников. Если это все, чему вы научились у меня, то я расстроен. Мне хотелось сделать из вас знатную даму… Видно, мне это не удалось…
Насмешливое презрение, сквозившее в словах Гарена, охладило вдруг ее пыл. Она не нашлась, что ответить. Теперь слово взял Гарен. Он криво улыбнулся. Его ледяное спокойствие и даже пренебрежение ошеломили Катрин. Она чувствовала, что никогда не поймет этого человека, однако именно этого она добивалась – понять.
– Вы пришли посмотреть, во что меня превратили люди доброго герцога? – продолжал узник. – Ну что ж, посмотрите! Если я вас правильно понял, вы удовлетворены! Что ж, моя дорогая, попрощайтесь со мной и оставьте меня наедине с моими мыслями. Мне осталось не так много времени.
«Но он же отсылает меня! – подумала Катрин. – Он не желает меня видеть». Она не могла допустить, чтобы этот закованный в цепи человек, лишенный всего, говорил с ней высокомерным тоном господина… Но она поняла, что, если она будет продолжать давать волю своему гневу, он ничего ей не скажет. Тогда она спокойно подошла к нему и села на большой камень – единственную мебель его темницы.
– Нет, – сказала она глухо, втыкая свой факел в мокрую землю. – Я пришла не для того, чтобы полюбоваться на ваши мучения. Вы причинили мне зло, и я злюсь на вас. Это вполне понятно, я думаю… Но я пришла сюда, чтобы просить вас объяснить мне…
– Что?
– Все! Абсурдность нашей женитьбы, бессмысленность нашей совместной жизни. Мне казалось, что с тех пор, как мы соединили наши судьбы, я жила в каком-то страшном непонятном сне. Иногда появлялось ощущение глубокой реальности, казалось, вот-вот я узнаю правду… а потом все снова перепутывалось, искажалось… Вы скоро умрете, Гарен, а я ничего не знаю о вас. Скажите мне правду… вашу правду! Почему я была вашей женой лишь формально и никогда в действительности? Нет, не говорите мне о герцоге! Не говорите мне об этом позорном сговоре с ним, в котором вы пытались меня уверить… Я знаю… я чувствую. Есть что-то другое! Что-то, что отравляет мне жизнь и чего я не могу понять…
Неожиданное волнение послышалось в ее голосе. Она взглянула на Гарена. Со своего места она могла видеть лишь его жесткий суровый профиль.
– Отвечайте же! – взмолилась она.
Он медленно повернул голову. В его задумчивом лице больше не было и следа иронии.
– Снимите вашу маску! – тихо приказал он. Она послушалась и почувствовала, как скользнула по ее лицу влажная ткань. – Вы плачете? – удивленно промолвил Гарен. – Почему?
– Я не знаю… Не могу вам сказать…
– Вот так-то лучше! Я представляю ваше удивление, вопросы, которые вы себе задавали. Вы ничего не поняли, не так ли, в этом человеке, который отказывался от вашей необыкновенной красоты?
– Я начала думать, что я вам не нравилась… – робко проговорила Катрин.
– Нет, вы так не думали и были правы. Ибо я хотел вас как бешеный, как умирающий от жажды и связанный по рукам и ногам человек при виде запотевшей кружки воды, которую он не в силах достать. Если бы я меньше жаждал вас, я не стал бы бешеным от ненависти и досады… и если бы я меньше любил вас…
Теперь он говорил бесцветным, на одной ноте, голосом, и это особенно трогало Катрин.
– Тогда… почему же вы всегда отказывали себе… и мне?
Гарен ответил не сразу. Опустив голову на грудь, он глубоко задумался. Потом, решившись, вскинул голову.
– Это старая печальная история, но вы вправе узнать ее. Около тридцати лет тому назад… в этом месяце, точнее, исполнится двадцать восемь… я был юным шестнадцатилетним балбесом, который мечтал лишь о битвах и красивых девушках. Я лопался от гордости, потому что, служа стременным у графа Неверского, будущего герцога Иоанна, я готовился сопровождать его в крестовом походе. Вы слишком молоды и не слышали об этой сумасшедшей авантюре, когда целая армия молодых буйных рыцарей из Франции, Германии и даже Англии отправилась на венгерские равнины, чтобы по призыву короля Сигизмунда сражаться с неверными турками. Во главе этой кавалькады из десятков тысяч молодых мужчин были граф Жан и молодой маршал Бусико. Это была блестящая, но бешеная армия. Возраст воинов колебался от восемнадцати до тридцати лет, все были роскошно экипированы и, как и я, одержимы. Когда армия уходила из Дижона, направляясь к Рейну, 30 апреля 1396 года, казалось, что речь шла о каком-то гигантском турнире. Золото, серебро, сталь блестели на солнце, шуршали на ветру шелка, и каждый заранее рассказывал о будущих необыкновенных подвигах, которые он совершит… в честь своей прекрасной дамы и ради славы. Я был, как все…
– Значит… вы были влюблены? – спросила Катрин.
– Ну конечно… А как же? Ее звали Мари де ла Шенель, ей было пятнадцать лет, и она была, как вы, блондинка, может быть, чуть темнее, и, конечно, не такая красивая! Мы отправились, и я избавлю вас от длинного рассказа об этой печальной экспедиции, в которой молодость и неопытность привели нас к катастрофе. Не было никакой дисциплины. Каждый из нас думал лишь о личной славе, не заботясь об общем благе, и не слушал увещеваний венгерского короля Сигизмунда, которого пугали наши дикие выходки. Он, в отличие от нас, знал своего противника, этих неверных, знал их силу и стойкость. Турками командовал их султан Байязид по прозвищу Ильдерим, что значит «молния». И поверьте, он вполне заслуживал это прозвище. Его янычары набрасывались молниеносно на ту цель, которую указывал им султан, и неожиданность нападения играла огромную роль. Мы столкнулись с войсками Байязида Ильдерима под Никополисом. Разгром был полный. И не от недостатка храбрости, ибо рыцари дикой армии проявляли чудеса героизма. Никогда еще земля не видела такой доблести. Но когда спустился вечер 28 сентября, восемь тысяч христиан оказались в плену у султана, из них около трехсот воинов принадлежали к самым знаменитым фамилиям Франции и Бургундии: Жан Марш, Энгерран де Куси, маршал Бусико – почти все те, кто остался жив. Но и со стороны турок потери были так велики, что султан пришел в ярость. Большинство пленников были растерзаны на месте… и мне никогда не забыть эту кровавую бойню. Благодаря заступничеству графа Жана я избежал сей участи, и нас отправили в столицу Байязида, в Брусс, по другую сторону Мраморного моря. Там нас заперли в старой крепости, где мы ожидали огромного выкупа, которого потребовал султан. Мы провели там долгие месяцы, и я смог залечить свой глаз, пробитый стрелой. Но жестокий урок, который мы получили, не успокоил нас, меня, во всяком случае. Тюрьма и бездействие мне были в тягость. Внутри крепости мы свободно передвигались, и я воспользовался этим, чтобы поволочиться за дочерьми бея. Мысль была совершенно безумная. Меня поймали, когда я пытался перелезть через стену сада, заковали в цепи и повели к бею. Он хотел сразу же отрубить мне голову, но граф Жан, узнав о происшедшем, вмешался. Не без труда ему удалось сохранить мне жизнь! Но меня все-таки отдали в руки палачу, чтобы я поплатился за свое преступление. Из его лап я вышел живым, но перестал быть мужчиной! Мою рану залечивали по тогдашнему обычаю, как поступали с евнухами в гаремах: меня по горло закопали в песок на несколько дней! Я чуть не умер… но мой час еще не настал. Я вернулся во Францию, нашел там своих… и позволил Мари де ла Шенель выйти замуж за другого…