Бертрис Смолл - Дикарка Жасмин
Появившись при дворе, он первым делом столкнулся с леди Франс Ховард Деверо, графиней Эссекс. Франс Ховард считалась одной из красивейших женщин при дворе Якова Стюарта. Чувственная, с темными глазами и каштановыми волосами, она была дочерью графа Суффолка. В тринадцать лет ее выдали замуж за Роберта Деверо, графа Эссекса, но ее неприязнь к супругу ни для кого не была секретом. Несмотря на властную и страстную натуру, она, когда хотела, была обаятельной. Даже одна из ее величайших соперниц о ней как-то сказала: «Красота огромного притяжения на придворном горизонте… у ее алтаря любой мужчина делается красноречив».
— Гленкирк, негодник! А я и не знала, что ты вернулся ко двору, — бурно приветствовала Франс Ховард графа Лесли. — Боюсь, здесь мало что переменилось. Те же лица, те же скандалы. Да вот, принц Генри завел себе любовницу и не тайно, а открыто. — Франс Ховард игриво поцеловала его в щеку, и на мгновение его окутал аромат фиалок. — Ну как Шотландия? — спросила она, беря графа под руку, чтобы пройтись с ним.
— Те же лица, а вот скандалы отправились на юг вместе с королем, — шутливо ответил он. — Погода — ужасная, но это обычное явление в Шотландии. Расскажи мне о принце. Кто та леди, которой он оказал такую честь? Я всегда считал, что его фаворитка ты, Франс. Но даже до Шотландии долетели слухи, что теперь ты свой взор обратила на виконта Рочестерского. Да, а как твой муж?
Одетая в ярко-оранжевое парчовое платье с непомерно глубоким вырезом, открывавшим ее крепкую грудь, Франс Ховард ударила графа Гленкирка веером по руке.
— С Генри Стюартом я только флиртовала. Очаровательный мальчик, но еще мальчик. Муж, как всегда, надоедлив. А принц взял себе в любовницы вдову маркиза Вестлея. Должна признать, она не менее красива, чем я, — великодушно заметила Франс. — Говорят, она наполовину иностранка и у себя на родине была принцессой. Мать ее — графиня Брок-Кэрнская. Они с принцем просто без ума друг от друга. Все гадают, как долго продлится эта страсть, но хорошо уже то, что Генри не страдает пороками отца.
— Ты говоришь, вдова маркиза Вестлея, Франс? Я и не знал, что она жива. А не старовата ли она для принца? Я был знаком с молодой леди Линдли, наполовину иностранкой, а свекровь ее не знал.
— Боже, как давно тебя здесь не было! — откликнулась Франс Ховард. — Маркиза Вестлея убили в Ирландии. И его молодая вдова, Гленкирк, как раз и есть любовница принца Генри. Ее имя — леди Жасмин Линдли. Это и есть твоя знакомая?
— Да, — ошарашенно кивнул он. — Я и не знал, что она овдовела. Когда это случилось?
— Думаю, больше года назад. У нее трое детей, но все они в поместье, — объяснила Франс Ховард.
— Но они совсем маленькие, — предположил граф. — Ей следовало бы оставаться с ними, а не служить подстилкой при дворе у Генри Стюарта!
Франс Ховард рассмеялась:
— Ax, Гленкирк, как ты старомоден! На то и слуги, чтобы смотреть за детьми. Находясь здесь и служа будущему королю Англии, леди Линдли делает своим детям больше добра, чем если бы сидела с ними. Нет-нет, я нахожу, что она великолепная мать. Ее положение рядом с принцем Генри окажет детям добрую услугу.
Граф Лесли был совершенно разъярен, но сам не мог понять отчего. Он не отвечал за Жасмин Линдли, и все же мысль, что она — любовница Генри Стюарта, доставляла боль. Граф высказал свое отношение отчиму леди Линдли и; узнав, как тот относится к положению падчерицы, пришел в еще большую ярость.
Граф Брок-Кэрнский посмотрел на Гленкирка как на сумасшедшего:
— Боже, а тебе-то что до этого, Джемми? Мой отец был незаконнорожденным сыном короля. Ее мать — королевской любовницей. Что в этом плохого? Жасмин не девственница, дважды вдова. И полна желания.
— Желания? — выдавил Гленкирк. — Желания служить шлюхой принца?
— Да, желания, — подтвердил Алекс Гордон. — Ей нравится Генри Стюарт. Она сама сказала об этом матери. Да и детям не повредит ее положение любовницы принца. Малыш Генри Линдли от этого только выиграет, да и две внучки тоже.
Доводы Брок-Кэрна привели графа Лесли в бешенство, и он поспешил откланяться, чтобы не ударить его. Что особенного было в этих Стюартах, почему к ним так и льнут женщины? И почему они вбили себе в голову, что имеют право присваивать любую женщину, какую только ни пожелают? Но ответ он знал и сам. Яков Стюарт и его родные серьезно считали, что обладают Богом данным правом делать все, что им захочется. И Генри Стюарт, даже если бы не знал ничего другого, впитал эту веру с молоком матери.
Гленкирк остановился и огляделся, он был в сводчатом коридоре совершенно один. До его уха долетел какой-то звук, и он машинально отступил в тень. В конце коридора открылась дверь, и в полоске мелькнувшего света он различил силуэты мужчины и женщины. Они были далеко, и лиц он не рассмотрел. Женщина бежала впереди, за ней гнался мужчина и настиг как раз напротив убежища графа.
Он узнал обоих, но не посмел себя обнаружить.
— Ты ведешь себя нечестно, милорд, — низким соблазнительным голосом смеялась Жасмин.
— Я выиграл! — отвечал ей Генри Стюарт.
— Ты жульничал! — возражала она. — Я играю в шахматы с младенческих лет и обыгрывала даже отца — лучшего шахматиста в Индии. Ты, сэр, ему вовсе не ровня. Я видела, как ты спрятал в кулаке слона! Победа не за тобой, милорд!
— Тем не менее тебе придется сдаться, мадам, или я испущу дух прямо здесь, в этом темном коридоре. Ты ведь не хочешь быть повинной в моей смерти. Тогда вместо меня королем Англии когда-нибудь станет братец Карл. А он для этого слишком серьезен. Лучше вместо этого я его сделаю архиепископом Кентерберийским. — Генри Стюарт рассмеялся и схватил Жасмин.
В тусклом свете факела граф Гленкирк заметил, как она рванулась в сторону, ускользая от принца. Теперь, думал граф, следовало объявить о своем присутствии, но он никак не мог выступить из тени и вместо этого следил, как они играли в салочки. Вот принц снова настиг Жасмин, схватил в объятия и принялся целовать.
Он прижал ее к каменной колонне и шептал что-то. Затаив дыхание, Гленкирк видел и слышал все из своего укрытия.
— Ведьма! Любовь моя! Ты околдовала меня. Жасмин, — Голос Генри Стюарта дрожал, как у влюбленного, старающегося овладеть собой.
Принц склонил голову и поцеловал ее в вырез платья, потом опытными пальцами ослабил шнуровку ровно настолько, чтобы освободить грудь, и впился в нее губами. Жасмин всхлипнула.
— Нас увидят, — слабо запротестовала она.
— Мы одни, любовь моя, — успокоил ее принц «Если я не решаюсь себя обнаружить, — подумал граф Гленкирк, — нужно отвернуться». Но он не сделал ни того ни другого.
— Я хочу тебя, любимая, — шептал принц. — Теперь же. — Он стал поднимать ее юбки.
