Лейла Мичем - Дикий цветок
Но у Присциллы не должно сложиться впечатления, что вся ее низость и подлость по отношению к неповинной женщине безнаказанно сойдет ей с рук. Он найдет способ хорошенько ее наказать.
Глава 84
В тот же день почил в мире восьмидесятитрехлетний Анри Дюмон. Последние слова умирающего были обращены к стоявшему в изголовье его кровати Джереми.
Первым осознав, что тот умер, Джереми осторожно прикоснулся рукой к его лбу и произнес:
— Прощай, старый друг.
Арман, не сдержавшись, разрыдался в голос. Вслед за ним заплакали его сыновья Абель и Жан. Филипп, ветеран многих войн, стоял, опустив голову, по-своему борясь с нахлынувшим на него горем. Жена Армана замерла неподалеку от кровати, ожидая, когда придет время обнимать и утешать мужа и сыновей. Бесс, напряженная, с плотно сжатыми губами, натянула простыню поверх лица человека, с которым прожила сорок восемь лет.
В просторном коридоре за дверями спальни умирающего ожидали неизбежной развязки Томас, Джессика и Джереми Младший с супругой. Заслышав плач, Томас обнял Джессику за плечи.
— Теперь он там, где папа.
— Да, — искаженным от душевной боли голосом отозвалась Джессика. — Он был хорошим другом твоему отцу, великодушным и благородным.
Томас вытер глаза и, оставив маму присмотреть за Бесс, спустился вниз в гостиную сообщить новость Вернону, Регине и трем Уорикам — Брэндону, Ричарду и Джоэлю. Дочь поняла отца прежде, чем он успел раскрыть рот. Вскочив, она обняла Томаса.
— Папа! Мне пойти с тобой? — спросила Регина, когда он сказал, что должен сообщить о смерти Анри Присцилле.
— Нет, Маковка. Останься с Абелем и Жаном. Их надо будет приободрить.
Шаркающей походкой Томас направился к своему дому. Расстояние было всего ничего. Господи! Как же ему хотелось сейчас побыть с Жаклин Честейн! Умер один из лучших людей на земле, без него мир опустел. Томас желал оказаться сейчас вместе с той, кто поймет его утрату и разделит с ним боль.
Когда они с Арманом встретились в «Ферфаксе», друг сообщил ему, что Жаклин приняла предложение работать на него модельером женских головных уборов и заведовать отделом по продаже предметов женского туалета. Пока ей бесплатно позволялось жить на втором этаже пустующего магазинчика. В случае, если помещение будет снято внаем, Жаклин получит повышение к зарплате, достаточное для того, чтобы снять другое жилье.
Растроганный великодушием друга, Томас спросил:
— А как насчет репутации Жаклин Честейн? Я опасаюсь, что ее появление у тебя может плохо сказаться на бизнесе.
— Я уверен, что мои клиентки смогут узнать настоящую леди при встрече, — ответил тот.
«Назвать Присциллу леди — нельзя», — с отвращением думал Томас, входя в дом.
Сэсси, восьмилетняя дочурка Эми, подбежала к нему поздороваться.
— Миссис Присцилла наверху, мистер Томас.
Мужчина прикоснулся к щеке ребенка. Она была влажной от слез. Прислуга Дюмонов уже успела передать весть о смерти мистера Анри слугам-соседям по авеню. Анри любил угощать вкусностями Петунию, Эми, а потом и Сэсси. На Рождество он дарил им кое-что из своего универмага.
— Я его очень любила, — скривив ротик, произнесла Сэсси. — Он был очень добр.
— Воистину так, маленькая, — сказал Томас. — Я иду наверх. Не стоит уведомлять госпожу, что я уже дома.
Присциллу он застал за примеркой шляпок. На кровати был разложен довольно богатый ассортимент головных уборов черного цвета. Боже всемогущий! Помешанная на нарядах супруга уже решает, во что принарядиться на похороны. Жена отвернулась от зеркала и взглянула на мужа, придав лицу приличествующее случаю скорбное выражение.
— Эми уже все мне рассказала, Томас. Я скорблю о твоей утрате. Я знаю, как высоко ты ценил Анри. Как чувствует себя Бесс?
— А ты как думаешь?
Присцилла пожала плечами, сбрасывая с себя маску.
— Я просто спросила…
Томас указал рукою на разложенные шляпки.
— Что это?
— А на что это похоже?
Томас, признаться, порядком устал от подобного рода словесных игр во время его нечастых бесед с супругой.
— Какие из этих шляп из магазина миссис Честейн?
Присцилла вновь отвернулась, уставившись на свое отражение в зеркале.
— Никаких. Все они куплены в «Универсальном магазине Дюмона».
— Где те, которые ты купила в шляпной лавке?
Жена оглянулась.
— Ты так взволнован, словно это имеет какое-нибудь значение.
— Где они, Присцилла?
— В гардеробе. А в чем дело?
Томас распахнул дверцы платяного шкафа. Там оказалось множество дамских шляпок, небрежно засунутых так, словно их владелице было все равно, что станет с перьями, лентами и искусственными цветами. К шляпкам до сих пор были приколоты ценники. Присцилла и не думала их надевать. Она совсем не собиралась, как утверждала, рекламировать таланты Жаклин Честейн. Томас аккуратно вытащил из вороха черную дамскую шляпку.
— Вот, — сказал он. — Я хочу, чтобы на похоронах ты была в этом.
Лицо женщины чуть побледнело.
— Почему эта?
— Я желаю, чтобы ты поддержала миссис Честейн. Разве не для этого ты скупала все эти шляпки? Я сегодня встречался с Арманом. Он рассказал мне, что кто-то рассылает клеветнические письма, подрывающие репутацию миссис Честейн, желая тем самым спровадить ее из города. В определенном смысле это сработало. Шляпный магазин закрылся. Не представляю, кто способен на такую низость. А ты, Присцилла, случайно не знаешь?
Томас видел, что жена его тяжело сглотнула.
— Нет… не знаю… Но зачем надевать ее шляпу, если она все равно уже этим не занимается?
— Не совсем, не совсем. Арман нанял ее модельером женских шляп и доверил один из отделов своего универмага. А это значит, что миссис Честейн остается в городе. Я твердо убежден, что, нося ее шляпки, ты существенно ей поможешь. Это будет благородно с твоей стороны. Покажи всему Хоубаткеру, что ты не веришь ни единому слову той клеветы, что содержится в письмах. Ты, кстати, получала письмо?
Присцилла вновь тяжело сглотнула.
— Нет, не получала.
Томас принялся вытаскивать шляпы из гардероба и раскладывать их на столах и стульях.
— Мерзавка, видимо, знала, что делала.
Мужчина рассматривал каждую шляпку, улавливая на себе пристальный взгляд жены.
— Не помню, чтобы ты их когда-либо надевала.
Из груди Присциллы вырвался нервный смешок.
— А с чего тебе помнить? Ты никогда таких вещей не запоминаешь.
— Ошибаешься. А где другие, которые ты носишь?
