Симона Вилар - Светорада Янтарная
– Здрав будь, Смоленск достославный! – прижав руку к груди, немного склонилась новая посадница. – Здравы будьте, смоляне достойные. – И улыбнулась: – Что, не признали?
Люди смотрели во все глаза. Ведь о ней тут чего только не сказывали! И что Змей Треглавый унес их красу распрекрасную, и что хазары ее похитили, и что у печенегов сгинула, и что за моря уплыла в края далекие. И уже свыклись с тем, что пропала она для них. Но вот же она… княжна смоленская, Светлой Радостью нареченная!
И толпа взорвалась криками:
– Светлая Радость вернулась во град!
– Светлая Радость с нами!
– Слава! Слава княгине Смоленской, какая несет счастье и радость!
– Заживет теперь град! Светорада всегда удачу приносила!
– Она и в осень похмурую солнышко вернула. Вон как оно сияет!
«Ну насчет княгини – это они перегнули», – даже чуть нахмурилась Светорада, вспомнив, как строго настаивал Олег, чтобы выше звания посадницы она не метила. Но когда вся эта огромная толпа, словно прилив, всколыхнулась, когда люди, вопя и крича, кинулись в ее сторону…
Стемка едва успел предупредить своих, чтобы оградили посадницу. И его «рысята» сдерживали толпу, которая все напирала, шумела, ликовала. Светорада шла по раздвигаемому перед ней проходу между смолянами, смотрела на эти радостные лица, пожимала протянутые к ней руки, и сама не заметила, когда стала плакать. Плакала счастливо и легко, тут же улыбалась, вновь ловила чьи– то протянутые ладони, кого– то признавала, кого– то благословляла. Стема все время был рядом, оттеснял плечом самых настырных, заслонял, вел.
– Кто ж знал, что тут такое начнется!
Но его Светка, похоже, была только довольна. Вон как сияет, будто солнышко ясное. Да и день– то какой ясный вдруг выдался. Словно специально для ее возвращения домой. Ибо они наконец– то были дома.
Воевода Михолап, сам плача, как бугай, подвел Светораде коня под алым чепраком.
– Ну, теперь я могу быть спокойным за Смоленск! Такая посадница град не обидит.
Она же обняла его, как родного. И люди вокруг еще пуще зашумели, шапки подкидывали, в рожки гудели, ликовали, смеялись.
Стеме же было не до смеха. Не хватало еще, чтобы с его беременной женой что– то случилось в подобном столпотворении. И он перевел дух, только когда доставил ее в градский детинец, когда Светорада среди приветствующих ее и кланяющихся нарочитых мужей поднялась на крыльцо смоленского терема, вошла. Стема, махнув всем, чтобы ждали, закрыл за ней створки массивных дверей.
– Фух! – Он снял свой великолепный шлем и вытер запястьем лоб. – Насилу доставил. Ну и подняла же ты тут бучу, Светорада Смоленская!
Она стояла посреди пустой вотчинной гридницы. Знаменитой Золотой гридницы ее отца Эгиля Золото. Здесь было тихо, шум долетал только извне, а сквозь открытые вверху окошки потоками струился солнечный свет, вспыхивал на позолоченной резьбе ряда мощных деревянных столбов. Светорада смотрела на это великолепие, и ей казалось, что ни роскошь Священного Палатия, ни богатство хазарских дворцов каганата не может сравниться с ее отчим домом. Золотая гридница! Сколько раз она вспоминала о ней, как часто мечтала попасть сюда и как давно разуверилась в этом… И вот она дома!
Золотое сияние мерцало и переливалось в потоках ее слез. Она оглянулась, обняла Стему и несколько минут просто сотрясалась от плача.
– Ну чего же ты все ревешь, Светка? – услышала она мягкий, ласковый голос мужа. – Все ведь хорошо, так?
– Так, Стемушка! Так хорошо, как и представить себе не могла.
– Знаю.
Да, он понимал ее, как никто другой. Ее муж, ее любимый, ее друг и защитник. И она сладко поцеловала его. И когда в гридницу стали осторожно входить теремные люди, они застали свою посадницу целующейся со Стемкой Стрелком.
Позже бояре сказали, что они еще не гуляли на свадебном пиру своей княжны, а потому берутся устроить гуляние вскладчину, чтобы все видели, что не бедные люди тут живут. И хотя Светорада угадывала в их стремлении угодить новой посаднице и подольститься к ней – да и неловко ей было на восьмом– то месяце невестой выходить, – Стемка уговорил ее согласиться. Сказал, что и впрямь настоящего свадебного гуляния у них еще не было, а так они сразу и свадьбу отгуляют, и приезд посадницы отпразднуют. Знал, что говорил: его хозяйственная Светка не могла не оценить подобного двойного пира, да еще за счет купцов и бояр смоленских, без того чтобы закрома смоленские опустошать по такому случаю. Она и оценила. Сама за всем следила, милостиво дары принимала да поздравления выслушивала. А уж гуляли они… Гуляли всем Смоленском!.. Так, что дым коромыслом!
Но посаднице предстояло приступать к своим обязанностям. Олег дал Светораде немало поручений, и ей следовало браться за множество дел сразу. Перво– наперво она созвала бояр и купцов на Думу, завела речи о делах насущных. Нарочитые мужи только переглядывались: надо же, и умаслили ее, и одарили, а она вон как строго спрашивает, наказы дает властно и напористо – не отвертишься. И это их легконогая княжна Светорада, плясунья бездумная? Н– да, такой палец в рот не клади.
Одним из ее первых указаний было назначение на пост смоленского воеводы вместо старого Михолапа ее мужа Стемида. Михолап почти с охотой передал Стрелку свою булаву старшего воина.
– Теперь я и на покой могу удалиться. Знаю, прирожденный смолянин хорошо охранять Смоленск станет.
А потом, едва они шумно и весело отпраздновали положенные дни корочуна,[179] как уже через седмицу Светорада родила сына. И велела назвать его Александром, как некогда просил ее византийский кесарь.
Стема недоумевал:
– Не наше это имя, ромейское. Или же ты… – Он с прищуром посмотрел на жену из– под длинного чуба. – Или ты так кесаря своего почтить хочешь?
Хочет. Но не скажешь ведь о таком. И Светорада ответила, что нарекла сына в честь великого воителя Александра Македонского. Как– нибудь она расскажет о нем, но позже, когда от родов отойдет.
Стема смирился. Сын ведь у него, радоваться надо. И, как отметил пришедший по поводу рождения внука из глухих дреговических лесов волхв Кудияр, мальчонка на Стему очень похожим уродился. Стемка радовался этому так, что весь город заставил гулять. По вечерам же слушал, как его жена рассказывала о македонском царе Александре Великом, который завоевал полмира и прославился на века. Светорада всегда была хорошей рассказчицей, ее слушали все: и Стемка, и гостивший у них до отъезда в Ростов Скафти, и седой Михолап, и покачивающая колыбель с младенцем старая нянька Текла. Жива была еще старушка, хотя и смотрела подслеповато, но по терему семенила мелкими шажками бойко, всем указывала и всех наставляла. А ворчавшего на ее суету и самоуправство Стему подкупила единственной фразой:
