Княгиня Ольга. Истоки - Лада Отрадова
Ошеломлённый Щука дышит так тяжело, словно это на его шее сейчас удавка, а не у воеводы; бросает испуганный взгляд сначала на Вещего Олега, а затем на Всеволода. Последний, уже теряя силы продолжать, кивает ему и почти незаметно улыбается, в глубине его усталых глаз впервые за долгие годы разливается какое-то янтарно-медовое тепло…
И разом гаснет, исчезая в вечной темноте, когда острое лезвие ножа в руке рыжего конюха входит ему в горло. Кровь струёй брызжет на лицо и одежды Вещего Олега, хватка цепей на его вые слабеет — и воевода, собрав остатки сил, отталкивает от себя князя-предателя. Он неуклюже падает куда-то в угол темницы, захлёбываясь и дрожа как едва тлеющий огонёк костра среди сырых дров, прежде чем навсегда затихнуть.
— Щука! Больше ты не конюх и не сокольничий мне, — жадно ловя губами воздух, обращается хриплым голосом к конопатому отроку, плечи которого ходуном ходят, воевода. — Отныне становишься ты… моим рындой (8)!
* * * * *
Этой ночью ей не спалось. Едва только закрывала Ольга глаза, только смыкала веки — появлялся перед её взором образ закутанной в синий платок Ланы. Вдова не отрываясь глядела на неё своими большими, похожими на лисьи, очами и будто куда-то звала за собой, да только ни слова не молвила.
Бережно, чтобы не потревожить князя, она встаёт с постели и тихо, на цыпочках крадётся в сторону кабинета Козводца — отчего-то именно туда ведёт её шестое чувство. Старые, покоробленные ступеньки скрипят под босыми ногами княгини, и она, вооружившись масляным светильником, ступает в святую святых главы торгового братства.
Вдова его словно и не заглядывала сюда с момента кончины супруга: на массивном столе так и остались лежать покрытые тонким слоем пыли берестяные грамоты да писала (9), а на полках нашли своё пристанище более дорогие амбарные книги из пергамена. Завороженная — столько фолиантов одновременно ей не доводилось видеть! — Ольга скользит по дюжине томов с записями работорговца, дотрагивается до кожаных переплётов… и неожиданно вздрагивает, вместо замшево-бархатистого тепла ощущая на кончиках пальцев холодное прикосновение металла.
Среди книг стоит в точности повторяющая их размер и форму шкатулка из тонкой меди, которую она с нетерпением достаёт с полки и, затаив дыхание, открывает…
Внутри оказываются десятки тонких, заплетённых разноцветными лентами прядей детских волос — жуткое зрелище, от которого в жилах стынет кровь, если вспомнить пристрастия Козводца; однако с ними же рядом лежит и несколько крупных драгоценных яхонтов, и пара золотых колец, и пять искусно выполненных серебряных перстов. Значит, были у негодяи дубликаты ключей, которые так жаждала получить его вдова?
* * * * *
— Свою находку… — Игорь, приобняв молодую супругу за талию, обнимает её сзади сильными руками и мягко целует в щёку. — Оставь себе и распорядись драгоценностями так, как пожелаешь. Раз уж отыскала как-то ты маленький тайник, то тебе и владеть всем содержимым.
— Тогда обрадую Ходуту с Забавой. Выделенных из городской казны средств на еду для обездоленных пока не хватает, и если сумею потратить я эти побрякушки на благое дело и подарить нескольким десяткам семей свежий хле… — ноги девушки едва не подкашиваются, когда влажные губы князя встречаются с её устами и сливаются в коротком страстном поцелуе.
— Кстати говоря, о побрякушках. — шепчет ей темноволосый сын Рюрика на ухо, обдавая кожу горячим дыханием. — Думаю, настало время тебе избавиться от этой подделки, которую не пристало носить супруге великого князя.
Одним движением Игорь снимает с неё гайтан с подвеской в виде лебедя, купленный Ольгой на Торгу во время её первой вылазки в мальчишеском образе, и украшение падает на пол; мгновение спустя оказывается у ног девушки и её тонкое льняное платье.
— Княже… но это один из символов Вашего рода…
— Сама же проговорилась, что из латуни кулон, хоть и с позолотой… — смеётся он в ответ и ныряет левой рукой в небольшую мошну на своём поясе, левой же крепче прижимает супругу к своей проснувшейся плоти. — Изготовим в столице точно такой же, но достойный тебя по-настоящему. А пока… смотри, что подобрали ему на замену местные искусники!
В раскрытой ладони мужа Ольга замечает тонкой работы подвеску на золотой цепочке — настолько прекрасную, что сами собой её глаза широко распахиваются от восхищения и загораются такими же золотистыми искорками.
— Как красиво! — изумлённо вздыхает варяжка. — Только… что это?
— Впрямь не знаешь или прикидываешься? Вот уж не думал, что есть на свете вещи, которым я тебя смогу научить, — с долей недоверия смотрит на неё великий князь и застёгивает подарок на шее возлюбленной.
— Несколько таких вещей всё же нашлось… Рассказать о них? Или лучше… — серые глаза глядят снизу вверх на мужчину, а губы расплываются в лукавой улыбке. — Показать?
Хозяин киевского престола утвердительно кивает.
— Наши предки называют его Мидгардсормом (10), великим змеем, что приведёт к погибели прежнего мира и рождению мира иного. От вечности к беконечности, от разрушения к созиданию, от жизни к смерти, и так — по кругу, — последние слова Игорь произносит дрожащим от прикосновений Ольги голосом, и запрокинув голову, завершает фразу уже совсем глухим тоном, словно в его груди не хватает воздуха. — Конец пути — начало чего-то… нового…
— Довольно слов, — нетерпеливыми пальцами она стягивает с супруга рубаху и швыряет её в сторону, а затем подносит перст к блестящим от влаги губам мужчины, неуловимым движением второй руки ослабляя его пояс. — Не пора ли и нам поработать над чем-то новым, скажем, наследником?
— Ещё спрашиваешь? — усмехается племянник Вещего Олега.
Пожалуй, они могут позволить себе немного опоздать на встречи с калачниками да посадским войском.
Золотой змей на раскрасневшейся шее девушки принимается ритмично подскакивать, сначала — медленно, а затем всё выше и выше, сильнее и сильнее, сверкая от капелек пота и проникающего сквозь щёлку меж ставней дневного света.
* * * * *
Сверр был готов!
Ремни на пластинчатой броне затянуты, древко от копья привычно согревает руку шершавым теплом, а длинных волос, которые приходилось убирать в такого рода стычках в хвост, не было при нём уже как две недели. Впрочем, плохому фехтовальщику и лысина мешает — поэтому стоящий с ним плечом к плечу Ари и предпочитает мечу тяжёлую палицу.
— Твой последний бой как-никак, — ухмыляется долговязый дружинник, легонько ткнув напарника в бок локтём. — Смотри, не оплошай!
— Я-то могу себе это позволить, а вот коли ты проиграешь, до конца службы будешь слышать
