Княгиня Ольга. Истоки - Лада Отрадова

Лада Отрадова

Княгиня Ольга. Истоки

Пролог

Киев, 968 год. Осада города печенегами.

Она любила наблюдать за увлекательной игрой языков пламени, погружаться в раздумья и смотреть в глубины червонного моря из непослушных волн, которые то утихали, то с новой силой накрывали собой всё вокруг. Будь то ревущий костер или крошечное пламя свечи, Ольга не могла насытиться колдовской красотой и блеском этой стихии.

Потрескивание дров было звуком, наполняющим сердце княгини щемящими воспоминаниями о родном доме и его уютных стенах, о колыбельных матери и увлекательных рассказах отца о дальних землях, что могли продолжаться до самого появления Зари-Заряницы. Тепло, которое пламя в очаге давало холодными зимними вечерами, и свет, которым оно гнало прочь детские страхи, всегда были для неё чем-то по-настоящему важным и драгоценным.

В детстве Ольга часами сидела перед пляшущими языками Сварожича. Она чувствовала силу, исходящую от огня, как будто он был живым и обладал собственным разумом. Девчушкой она часто представляла, что может управлять движениями багровой стихии, что она — её друг, союзник и защитит, несмотря ни на что.

И всё же умудренная опытом правительница знала, что огонь — угроза, что может быстро выйти из-под контроля и посеять хаос. Он может поглотить всё на своем пути, оставив после себя лишь пепел и клубы дыма, за считанные минуты способен утолить свой голод целыми городами и сотнями человеческих душ. Ей уже доводилось видеть, как это происходит, и воспоминания о тех ночах преследуют её до сих пор.

Когда она снова взглянула на огонь в очаге, то почувствовала ту же смесь благоговения и страха, что и раньше. Теперь Ольга понимала, что на этот раз всё будет по-другому. Огонь, которым она так восхищалась всю свою жизнь, станет тем, что либо спасет её, либо погубит.

Костры на противоположном берегу Днепра своим ослепительным сиянием словно бросали вызов звёздам в синей парчовой вышине. В искрах и клубах дыма мелькали силуэты воинов на конях, рукотворным лесом возвышались у городских стен юрты кочевников из десятков, сотен войлочных парусов, натянутых на скелет из деревянных жердей.

Столица изнемогала от голода, болезней и жажды настолько, что медленная смерть от блокады казалась ей более жестокой и греховной карой для тысяч горожан, чем быстрая расправа от печенежской орды. Когда-то дикая армия степного народа уже пыталась взять стольный град, но сейчас единственный защитник покинул свою родину и семью, послушав шепчущих на ухо бесов, что сулили ему несметные богатства далеких дунайских земель. Ждать спасения оставалось лишь свыше.

Правительница, бросив полный волнения взгляд на спящих юных княжичей, сжала в кулаке нательный крест, шагнула к камину и остановилась в считанной паре ладоней от него.

В этот момент женщина и всё, что она так любит всей душой, стало символом хрупкости жизни, шаткого равновесия между созиданием и разрушением.

В прошлом пламя отняло у неё так много и оставило после себя лишь серую и тяжёлую, словно тучи на горизонте, скорбь. Но всё равно каждый раз её тянуло к нему, и княгиня не могла сопротивляться его соблазнительной силе, тому, что оно когда-то не только отняло в жертву, но и вернуло сторицей за все мучения, страдания и бессонные ночи.

Гипнотическое, завораживающее марево было уже близко и протягивало к покрытым морщинами пальцам свои раскалённые киноварные щупальца. Несут они смертельную хищную хватку? Или же по-дружески предупреждают и дают знак свыше?

Пока не шагнёшь навстречу — не узнаешь.

Глава I: Круги на воде

ГЛАВА I: КРУГИ НА ВОДЕ

Окрестности Пскова, прошлым вечером.

Обычно наполненный разноголосицей звуков дремучий лес перед закатом был на удивление безмолвным: не доносилось щебетание птиц, не голосил хор из потрескивающих в высокой траве сверчков и цикад, не шумела раскинувшая свои широкие крылья над голубой извилистой лентой реки зоркая скопа.

Неся привычный для псковской чащобы аромат хвои и смолы, Стрибог-ветер на сей раз отличался едва уловимым оттенком чего-то чужого и опасного, и то самый страшный и жестокий зверь этих мест — человек. Пропахший кровью и шкурами других зверей, вооружённый острыми мечами и вездесущими стрелами, он был настоящий бичом для всех обитателей зелёных чертогов, не делая разницы между быстроногой ланью и величественным туром, целясь одинаково и в векшу, и в куницу, и, единственный из всех тварей под небесным куполом, убивал других созданий не ради пропитания или спасения собственный жизни, но только для удовольствия своей души.

Человек — это сила, с которой приходится считаться.

Осторожный олень выживает благодаря ясным очам и подобному сполоху молнии стремительному бегу, медведь — хозяин леса — заслужил свой титул из-за первобытной мощи, а вот человек известен тем, что обретает невиданную власть над прочими зверями вследствие своей сплоченности. В стае возможности его безграничны, а с резвым конем под собою и остроглазым соколом в небесах чужими ногами настигнет он добычу, чужими зеницами увидит её, и тогда в ход вместо острых зубов пойдут булатные клинки да тяжелые палицы. Вот только что бывает с человеком, когда он оказывается во враждебной к нему чаще совсем один? Здесь, в отличие от людских городов-муравейников, не играет значение ни чин, ни твой род: остаться целым и невредимым до утра в дебрях ты можешь только тогда, когда представляешь из себя что-то по своей природе, но не положению, данному с рождения.

Иссиня-чёрная, словно сама ночь, крылатая тень, что снизошла на частокол деревьев, маневрирует меж густых еловых лап и спускается вниз, туда, где изумрудный ковёр трав оказался смят верным спутником человека. Вороной жеребец, ещё какую-то пару часов назад полный сил и молодости, теперь лежит на месте и тяжело дышит. С хрипом он жадно втягивает ставший холодным воздух в свои большие, влажные от испарины ноздри.

Крупный ворон бросает взгляд умудрённых опытом угольных блестящих глаз на коня и взмывает ввысь над пиками хвойника и редких рябин, уже через несколько секунд оповещая княжескую дружину о своей находке громким металлическим карканьем. Птице отвечает густой и раскатистый звук охотничьего рога, вслед за ним доносится топот от копыт дюжины лошадей, бегущих по оставшимся после недавнего дождя лужам. Табун поднимает в воздух из-под ног своих тысячи сверкающих брызг.

Павший скакун громко заржал и тряхнул тёмной гривой, когда услышал приближение сородичей… но взгляд его потух, едва только с белой кобылицы спешился на землю