Филиппа Грегори - Привилегированное дитя

Я знала, что мне нужно выдать нашу беседу с Джеймсом и запятнать его образ. Слезы стояли в моих глазах.

— Это была не подруга, мама, — мой голос был тонок, как та веревка, на которой повесился Иуда. — Он общается с падшими женщинами и посещает их дома. Я не уверена, что он сможет перестать вести себя так.

— Джеймс Фортескью? — переспросила мама с недоверием. И за это недоверие я полюбила бы ее еще больше, если бы это было возможно. Но я должна была убедить ее.

— Одна девушка из Экра, которую мы встретили в Бате, — неловко начала я. — Ты никогда прежде не слышала о ней. Ее звали Джули, в честь меня, я полагаю. Она стала э… падшей женщиной. — Я перевела дыхание. — Так вот, она узнала его, мама. И он не отрицал этого.

Мама вздохнула. Она была леди с головы до ног. Свое детство она провела в аристократическом квартале Бата, а затем всю жизнь жила в уединении Вайдекра. Она никогда не бывала в местах, подобных Рыбному Молу, и никогда не видела женщин, подобных Джули. И она никогда не смогла бы понять, как поняла это я, что некоторые идут по стезе потворства желаниям, а других ведет чувство долга. Для моей мамы долг и желание шли всегда рука об руку. Для остальных же нас, урожденных Лейси, жизнь была безнадежно противоречивой.

— Понимаю, — совсем не к месту сказала она. — Я очень сожалею, моя любимая девочка. Только помни, что ты молода, и тебе встретится еще много молодых людей в жизни, и одного из них ты полюбишь. Я не стану принуждать рассказывать мне остальное, моя девочка.

— Да, пожалуйста, — попросила я.

Она легонько погладила мою руку, и мы двинулись вперед.

Как только мы прибыли домой, мама послала меня прилечь отдохнуть, а сама отправилась искать дядю Джона. Он работал в библиотеке, и мама вошла к нему, оставив дверь открытой. С тяжестью в сердце я прокралась вниз и прислушалась. Я стала лгуньей и теперь опускалась еще ниже.

Слова дяди Джона звучали веско.

— Не могу согласиться с тобой, Селия. Причина слишком деликатна. Все молодые люди стремятся обрести опыт, и большинство людей считает, что от этого они лишь становятся лучшими мужьями.

— Но это не «опыт», — ответ мамы звучал чуть громче, чем обычно. Она была расстроена. — Я не знаю, что именно вы имеете в виду, Джон, да и не хотела бы знать это. Джулия говорит, что мистер Фортескью общался с проститутками и что она боится, не станет ли он делать это после свадьбы. Это мне, кажется достаточной причиной для того, чтобы прервать эту дружбу.

— Проститутки? — голос дяди Джона стал неожиданно резким. — Вы уверены?

— Я только передаю вам, что рассказала мне Джулия, — ответила мама с достоинством. — Я не заставляла ее говорить. Одна девушка из экрских детей, та, которая отказалась вернуться, стала проституткой. Она-то и узнала мистера Фортескью.

— Это куда более серьезно, — сказал дядя Джон. — Я думал о том, что у него были связи с замужними дамами. Мне было бы очень неприятно, если бы нареченный Джулии посещал публичные дома и тому подобное.

— Я, признаться, не вижу значительной разницы, — нетерпеливо перебила его мама. Я слышала, как взволнованно застучали ее каблучки и поняла, что она принялась ходить по комнате. — По-моему, это одинаково бесчестно.

Голос дяди Джона звучал тепло, и я догадывалась, что он улыбается ей.

— С точки зрения морали, вы правы, Селия, — сказал он. — Но я говорю как доктор. У публичных женщин уйма всяких болезней. И большая часть их неизлечима. Если Джеймс Фортескью имел дело с проститутками, то мы должны благодарить Бога за то, что Джулия узнала об этом вовремя.

— О, — растерянно произнесла мама.

— Вы не могли знать этого, — мягко успокоил ее дядя Джон. — И я доволен, что ни вы, ни Джулия никогда не узнаете, как такие женщины или зараженные ими мужчины могут страдать. Такие болезни чрезвычайно легко подхватываются и передаются. Если Джеймс Фортескью имеет привычку посещать публичные дома, то в таком случае помолвка определенно должна быть расторгнута.

Мама помолчала минуту.

— Я, пожалуй, увезу ее на некоторое время. Она поедет со мной в Оксфорд, когда я решу навестить Ричарда.

Дядя Джон что-то ответил ей, но я уже слышала достаточно и бесшумно, в одних чулках прокралась к себе в комнату. Там я позвонила и попросила принести горячую воду, чтобы я могла принять ванну. Я чувствовала себя неимоверно грязной и не могла бы сесть за стол с моей дорогой мамочкой и дядей Джоном, не попытавшись хотя бы немного отмыться.

— Не превращаетесь ли вы, двое, постепенно в двух отъявленных бродяжек? — с обидой в голосе вопрошал дядя Джон за обедом. — Я начинаю думать, что здорово наказал себя, вернувшись сюда из Индии. Теперь Джулия то и дело разъезжает по всей стране, а я должен управлять ее чудовищным поместьем.

Его веселость была несколько наигранной, но я оценила ее. Мне хотелось улыбнуться, но я изо всех сил боролась с приступом тошноты, нахлынувшей на меня при виде огромной порции вайдекрской форели, запеченной в белом винном соусе. Мякоть рыбы была розовой, словно лепестки розы, соус блестел и переливался золотом, а я старалась не смотреть на все это и знала, что не смогу взять в рот ни кусочка.

— Мы не задержимся в Оксфорде, — ответила мама, не дождавшись от меня ни слова. — И я думаю, вам будет приятно иметь дом в полном своем распоряжении. Вы непременно станете обедать в библиотеке, обложившись книгами, и никто не станет пенять вам за сигарный дым в комнатах и поздний сон.

— О да, — с деланным восторгом подхватил дядя Джон. — Здесь будет пир запрещенных радостей. А когда вы вернетесь домой, вам придется еще хорошенько постирать занавеси и отдать в чистку ковры, чтобы избавиться от табачного запаха.

Я едва слышала их разговор и почти не видела ненавистную тарелку с едой перед собой. Стол поднимался и опускался перед моими глазами, словно покачиваясь на волнах.

— Мама, извини меня, пожалуйста, — прошептала я. — Мне нехорошо. — Я встала и заставила себя спокойно выйти из комнаты, но, едва дойдя до гостиной, бросилась ничком на пол и уткнулась лицом в сиденье стула.

Я солгала маме и намеревалась продолжать лгать и дальше. Я солгала, сказав, что со мной ничего плохого не произошло. Со мной произошло нечто ужасное, и нужно было быть полнейшей дурой, чтобы не догадаться об этом несколькими неделями раньше.

Я была беременна.

Мой кузен Ричард наградил меня ребенком, и я погибла окончательно.

Теперь не требовалось никаких угроз и никаких обещаний, чтобы привязать меня к нему. Я погибла безвозвратно, если он не женится на мне, и я знала, что должна сообщить ему об этом и сказать, что мы должны пожениться как можно быстрее.