Пьер Мариво - Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***
Словом, я потеряла всякое уважение, и в отместку за мое былое величие они довели теперь свое равнодушие и нелюбезность до такой крайности, что, казалось, не замечали моего присутствия.
Поэтому визиты мои в замок становились все реже и наконец почти совсем прекратились. В продолжение целого месяца я видела госпожу де Сент-Эрмьер не больше двух или трех раз, и она отнюдь не жаловалась на это, не стремилась к встречам со мной, но и не избегала их, принимала меня с безразличным и рассеянным видом, но всегда безупречно вежливо; по всей видимости, мое присутствие не было ей противно, но и не доставляло никакого удовольствия.
Так прошло месяцев пять, как вдруг однажды ко мне явился лакей госпожи де Сент-Эрмьер с приглашением пожаловать к ней на обед. Я приняла приглашение, хотя немного удивилась. Удивление мое еще возросло, когда эта дама, увидя меня, опять заговорила со мной тем ласковым и предупредительным тоном, о каком в последнее время мне пришлось забыть.
Я застала у нее некоего дворянина, ставшего завсегдатаем ее гостиной уже после моей опалы. Я видела его только при двух последних моих визитах в замок; это был господин лет сорока, хилый, болезненный, страдающий астмой и еле живой. Астматик этот, как говорили, не прочь был покутить и повеселиться, но из-за слабого здоровья и необходимости соблюдать строжайший режим ему не оставалось ничего иного, как стать святошей. Вследствие этого лицо его стало тощим, бледным и аскетически-суровым.
И вот этот-то изнуренный, чуть ли не умирающий человек, кстати богатый и холостой, видевший меня всего два раза, успел разглядеть, что я красива и хорошо сложена.
Он знал, что за мною нет приданого, что моя мать после моего отказа уйти в монастырь будет очень рада как-нибудь сбыть меня с рук; все говорили, что, несмотря на мое непостоянство в деле с пострижением, я не перестала быть кроткой и разумной девушкой. И он решил, что сделает доброе дело, женившись на мне, что он окажет мне благодеяние, взяв на себя заботу о моей молодости и красоте и дав им, так сказать, приют под кровом супружества. В этом смысле он и высказался перед госпожой де Сент- Эрмьер.
Она была весьма рада возместить урон, который я нанесла ее престижу, оставшись в миру.
Дом богатого дворянина, думала она, ничуть не хуже монастыря, и, выдав меня замуж, она заслужит в обществе не меньшую славу, чем добившись моего пострижения. Итак, госпожа де Сент-Эрмьер одобрила затею своего знакомого и договорилась с ним сейчас же поставить меня в известность о его предложении, для чего пригласила меня на обед, на котором присутствовал и он.
— Входите, дитя мое, входите,— сказала она, лишь только увидела меня,— дайте я вас поцелую. Я люблю вас по-прежнему, хоть и перестала говорить вам об этом. Но не будем касаться моей сдержанности и причин, вызвавших ее. Надо полагать, господь все устроил к лучшему; то, что вам предлагают сегодня, может заменить понесенную вами утрату, и это меня утешает. Вы все узнаете после обеда. Сядем за стол.
Пока она говорила, я украдкой взглянула на гостя; он сидел, опустив глаза, со смиренным и в то же время загадочным видом человека, имеющего отношение к предмету разговора.
Мы приступили к обеду, он сам передавал мне блюда, пил за мое здоровье — и всем этим давал понять, что имеет на меня какие-то особые виды; то было молчаливое и в высшей степени благопристойное предложение руки и сердца. Все это легко заметить, но трудно объяснить словами. Предчувствие не обмануло меня.
После обеда господин этот вышел в сад.
— Мадемуазель,— обратилась ко мне госпожа де Сент-Эрмьер,— у вас нет приданого; матушка ваша не может дать вам никакого состояния; барон де Серкур (так она назвала своего благочестивого гостя) очень богат. Он человек глубоко верующий и полагает, что не может сделать лучшего употребления своим деньгам, как поделившись ими с девушкой из благородной семьи, добродетельной и достойной, как вы, и обладающей качествами, которым не хватает только хорошего состояния. Он предлагает вам свою руку. Брак должен быть заключен в несколько дней; он даст вам имя и богатство. Остается только сообщить о нем вашей матушке. Решайтесь же; вам раздумывать нельзя, подумайте о своем теперешнем положении и о том, что ждет вас в будущем. Я говорю с вами, как друг, барон де Серкур еще не стар. У него хрупкое здоровье, спора нет, навряд ли он протянет долго,— добавила она, понизив голос,— все в руках божьих, мадемуазель. Если вам суждено потерять супруга, по крайней мере, у вас будет хорошее состояние, чтобы с честью поддерживать его имя и чтить его память; положение молодой и богатой, хоть и печальной вдовы, право же, лучше, чем судьба обездоленной девушки из благородной семьи. Итак, решайтесь. Принимаете вы предложение?
Я ответила не сразу. Несколько мгновений я молчала. Этот человек с лицом кающегося грешника и унылым и томным взглядом, которого мне прочили в мужья, был мне совсем не по душе. Таким он представлялся мне в то время, но рассудок мне говорил другое.
Рожденная в бедности, почти покинутая матерью, я понимала всю безысходность своего положения. Не раз я со страхом думала о том, что меня ждет,— наступила минута, которая могла решить мою судьбу. Если я выйду замуж за барона, конец всем тревогам и страхам за будущее.
Правда, муж этот мне противен, но со временем я привыкну к нему. Ко всему можно привыкнуть, живя в достатке: богатство — великий утешитель.
К тому же должна сознаться, к стыду не только своему, но к стыду сердца человеческого вообще (ведь каждый, кроме своих личных, имеет ещё и черты, общие всем людям), должна сознаться, что среди других мыслей мелькала, правда отдаленно, и мысль о том, что муж этот слаб здоровьем и, как говорила госпожа де Сент-Эрмьер, я могу скоро овдоветь. Мысль эта, повторяю, промелькнула как тень в моем сознании, даже не запечатлевшись в нем, но, безусловно, она тоже повлияла на мое решение.
— Пусть будет так, сударыня,— сказала я не без грусти,— напишите моей матушке; я поступлю, как она пожелает.
Барон де Серкур вернулся в комнату. Сердце мое забилось при виде его; я только сейчас рассмотрела как следует этого человека. Я дрожала, глядя на него, мне казалось, что я уже в полной его власти.
— Вот ваша невеста, барон,— сказала госпожа де Сент-Эрмьер,— мне не пришлось долго уговаривать ее.
Я сделала ему реверанс, дрожа всем телом.
— Премного благодарен за оказанную честь,— проговорил он, поклонившись мне в свою очередь и стараясь не выдать своего удовольствия, которое могло бы показаться недостаточно благопристойным; но все же в его обычно тусклых глазах вспыхнул огонек.
