Рябиновый берег - Элеонора Гильм
* * *
Ее растолкали утром, до рассвета, когда старухины петухи еще спали. Синяя Спина был одет: кафтан, застегнутый на все пуговицы, скрипучие сапоги, старый колпак. В руках – починенная сбруя и Нюткин узел с вещами.
– Держи. Одевайся, да побыстрее. – Опять в голосе злоба.
За что ж так? Отчего все ненавидят ее, малую, никому зла не сделавшую? Нютка вцепилась деревянными пальцами в котомку, послушно кивнула. Синяя Спина вышел во двор. Хоть привела себя в порядок без мужского глаза. И на том спасибо.
На прощание хозяйка избы обняла ее, подарила тот самый гребень, берестяной короб со всякими приспособами для шитья. Нютка не выдержала, разревелась прямо в ее костлявых, пахнущих мукой и старостью объятиях, со стыдом вспоминая, как считала ее Бабой-ягой. Уж не пыталась просить о помощи, в том не было смысла, но ласковый шепот приносил ей успокоение. Синяя Спина окликал, торопил их, но старуха говорила: «Обожди, Петяня» – и гладила Нютку по голове, повторяла, что все образуется.
Они вновь шли по узким улицам. Синяя Спина привязал ее руку к своей той самой сбруей, боялся побега. Город уже не спал: торговцы раскладывали свой товар, куда-то спешили казаки, старухи шли на заутреню.
Каждому Нютка посылала немую мольбу: «Выручи из беды». Ужели никто не возмутится такому: девку, словно скотину, ведут на узде. Но все отворачивались, глядели так, словно в том не было ничего странного, и лишь один мужик, что вел козу на веревке, подмигнул и сказал что-то вроде: «Хороша девка». А коза поглядела на Нютку жалостливо, будто что-то понимала.
Верхотурье казалось самым мерзким городишком на свете. Здесь жили равнодушные люди, которые допустили неслыханное: Нютку, дочь Степана Строганова, один бесчестный мужик продал, второй – купил.
2. Новый дом
Пробрасывал снег. Он оседал на волосах и ресницах, холодил щеки и тут же таял, лип на Нюткину однорядку и синий кафтан, цеплялся за темную гриву.
Они ехали долго. Или так казалось? Обхватить руками, ощущать его дыхание и биение сердца, прижиматься к ненавистному чудищу – это утро требовало от Нютки больше, чем она могла молча снести.
– А куда ты меня везешь? – спросила она, ожидая грубого «умолкни».
– Там, где жить будешь.
Сказал и натянул поводья так, что Нютка ощутила движение. И всем телом наклонился вперед. А следом и она, растерянная: к незнакомцу, к уроду прижиматься, словно к любимому, – как можно?
Каурый жеребец понял своего хозяина, и деревья замелькали перед Нюткой, быстрее, быстрее. Неведомое чувство заставило ее закричать во всю мочь: «А-а-а!» Не скачки испугалась, нет! Тяжело дышал, прямо в ее затылок, жаром исходил, напрягался рядом. Через несколько слоев льна, шерсти, овчину, а все ж чуяла этот жар. Нютка достаточно знала о мужиках, и внутри стучало: опасно.
– А-а-а! – опять завопила она. – О-а-а-станови!
Синяя Спина сквозь стук копыт и завывания ветра услышал, остановил коня, развязал ее путы. Нютка, сама не понимая как, лихо спрыгнула наземь и побежала в заросли ивы.
– Я скоро!
Услышала в ответ далекое: «Без глупостей» – и, поняв, что пленитель не собирается идти вслед за ней, рванула.
Ветки, давно уронившие наземь листья, больно хлестали по лицу, да не того. Скорей, скорей, бежать, так чтобы не нагнал! Длинный подол путался, мешал бежать, и Нютка подхватила его, радуясь теплым чулкам, греющим ноги.
Скорей, скорей!
Она оглянулась – бежит ли за ней Синяя Спина. Не слыхать!
В зарослях ивы пряталась речка, бурливая, прикрытая тонким хрустким ледком, безвестная для Нютки. Она преграждала ей путь, точно решила сорвать побег, и Нютка нарекла ее Гадиной. Берег осыпался малыми камешками, путал высохшими травами, коварно шептал о чем-то.
– Да чтоб тебя!
Бежать было тяжело, сейчас Нютка много бы отдала за порты и высокие сапоги, какие носят парни. В них куда удобней!
Снег, словно мало было прочего, лип на ресницы, окутывал ветки, лез за шиворот – и он туда же! Меж зарослей показался просвет, кажется, заводь, окруженная березами. Нютка выскочила туда, увидала сразу что-то большое. Колыхнулось сердце: «Догнал, урод!», и, не видя иного пути, она ринулась на тонкий лед, прикрывавший синюю воду, будто возомнила себя Сыном Божьим, но по воде не пошла, замочила коты.
Отяжелел и облепил ноги разом похолодевший подол, и она не противилась, когда Синяя Спина вытащил на берег, непрерывно называя ее лободырой – той, что без царя в голове.
* * *
Зубы ее перестали стучать. Костер потрескивал, раскидывал по сторонам искры, охотно жрал ветки и вовсе не замечал снега – тот стал тихим-тихим, словно тоже испугался Синей Спины.
Нютка пригукла под шубой, тонкой, пахнущей чем-то незнакомым, невообразимо теплой. Она пристроилась у костра так близко, что искры иногда пролетали в вершке от носа. Вовсе и не подумала бы, что в воде будет так холодно, что ноги завопят: «Спаси!», что весь ее побег превратится в глупость.
Синяя Спина сидел от нее далеко, через пылающий костер. Он закрыл глаза, укутался в тощий суконный кафтан: свою теплую одежу отдал Нютке, но вовсе не хотелось его благодарить.
Сейчас он молчал, не говорил про лободырую девку, про свою глупость и зря потраченные монеты, на кои можно было купить топор, панцирь[12] или новую саблю. Нютка и представить не могла, что Синяя Спина так разговорчив. А голос у него грубый, будто дерущий уши… Жуть. Это ж надо быть таким!
Нютка отогнала страх. Сколько можно прятать глаза, будто малое дитя! Она встала, поплотнее закуталась в шубу, на ногах хлябали огромные сапожищи – как запаслив, с собой целый сундук одежи тащит, – и тихонько подкралась к Синей Спине.
Костер то освещал его лицо, то окутывал темнотой. Теплый колпак, нахлобученный до бровей, прикрывал часть безобразия, да все ж… Левый глаз его был зацеплен шрамом: кожа казалась красной, покореженной.
Нютка вздрогнула. Будто мало глазного увечья, вся щека была разворочена. Невольно потрогала свою, порезанную Илюхиным ножом – крохотный шрам, и сравнивать нечего.
Синяя Спина пошевелился, издал какой-то неясный звук, то ли стон, то ли рычание. Нютка отбежала, но, обождав немного времени, вновь подошла к нему. От глаза порезанное шло к губам, нижняя уцелела, а на верхней осталась широкая белесая полоса – да под усами не больно высмотришь.
– Сабля? – прошептала Нютка, слыхавшая разговоры отца да его казаков, видавшая
