Вера Крыжановская - Царица Хатасу
Сдавленно вскрикнув, Роанта вскочила с ложа с пылающим лицом и сжатыми кулаками:
— Презренный лжец, это он говорил обо мне. Бесстыдный хвастун! Я не скрою от тебя, что он мне нравился и я поощряла его ухаживания. Но я еще не дала ему слова, а он уже хвастается перед всеми? К тому же я еще узнала, что этот святотатец заложил мумию отца и продал сестру.
Наш Кениамун искусно притворился удивленным и пораженным.
— И о тебе, Роанте, он, этот подлец, осмелился говорить с таким бесстыдством?! — воскликнул он, схватив за руки молодую женщину. — Прости меня, это должно сильно огорчить тебя. Клянусь, я ничего не знал. Я даже не подозревал, что ты, такая умная женщина, могла полюбить такого ограниченного, грубого и развращенного человека, как Мэна. Еще раз прошу тебя простить.
— О чем ты говоришь, о каком прощении, когда сейчас оказал мне огромную услугу! Я не забуду того, что ты открыл мне глаза на этого бесчестного человека, который, не получив даже от меня решительного ответа, хвастает моей благосклонностью, вся жизнь которого полна позора. О, что за будущее предстояло бы мне! Я вижу, что злой дух омрачил мой рассудок. О, как я могла полюбить этого человека, ради которого оттолкнула достойного вашего начальника Хнумготена.
— Ты отказала Хнумготену? О, ты поступила очень не рассудительно, моя добрая Роанта. О, наш начальник — человек добрый, благородный и пользующийся всеобщим уважением. Наш фараон Хатасу покровительствует ему. Эта партия достойна тебя. Мне кажется, что эту ошибку легко поправить, я знаю, что Хнумготен очень любит тебя, а истинная любовь не злопамятна. Позволь мне сказать ему, что ты нездорова и хотела бы видеть его у себя. Он тотчас же примчится. И для него будет величайшим счастьем ввести в свой одинокий дворец такую прекрасную и добродетельную супругу.
— Ты прав. Мне необходимо выйти замуж, чтобы положить конец толкам обо мне, хвастовству Мэны. Итак, скажи ему, что он будет желанным гостем, если придет навестить меня, но ничего больше, слышишь?
— За кого ты меня принимаешь? Я не стану тебя компрометировать!
— Ну хорошо, если твой начальник еще любит меня, я приму его предложение. И устрою пир, обручусь с ним под носом у Мэны. Это будет моей местью за сегодняшний банкет.
— Это прекрасная мысль, достойная умной женщины. Но только для полной мести следует принимать Мэну по — прежнему, не выдавая своего гнева. И когда он будет на пиру ожидать, что ты провозгласишь его имя, ты назовешь Хнумготена, — сказал он.
После всех разговоров, довольный достигнутыми результатами, он вернулся домой и хотел сообщить новость Хнумготену, но тот был занят во дворце, где командовал ночной стражей в апартаментах Хатасу.
На рассвете Кениамун направился во дворец. Одно крыло дворца было отведено под казармы. Холостяк Хнумготен всегда отдыхал там, освободившись от службы, и почти никогда не бывал в своем дворце. Войдя в комнату, Кениамун застал его за обильным завтраком. Это был мужчина лет тридцати четырех, высокий, худой и мускулистый. Резкие черты его лица дышали энергией. Орлиный взгляд и решительные движения выдавали в нем человека, привыкшего командовать. Увидев молодого воина, он встал и благосклонно спросил:
— Не случилось ли чего — нибудь особенного, что ты так рано являешься ко мне?
Кениамун поклонился.
— Мне нужно поговорить с тобой без свидетелей. Новость, которую я принес тебе, не касается службы. Мне кажется, она доставит тебе удовольствие, речь идет о благородной Роанте.
Внезапная краска залила лицо начальника. Жестом приказав рабам удалиться, он подвел Кениамуна к столу и заставил его сесть.
— Говори, — коротко бросил он, придвигая ему кубок с вином.
— Вчерашний вечер я провел у благородной Роанты. Мы говорили о тебе. Она жалела, что ты избегаешь ее дом, и велела передать тебе, что она больна и что ты доставил бы ей большое удовольствие, если бы навестил ее. Ты сам понимаешь, что означает подобное приглашение, — закончил он с многозначительной улыбкой.
— Поистине, ты являешься вестником счастья, будь уверен, я отплачу тебе за это, — ответил тот со сверкающим взглядом. — Не выражайся так таинственно, да и какая может быть связь между твоим горем и внезапной переменой Роанты. Она ведь была покорена этим ослом Мэной, да уничтожит его Ра! Я ожидал известия об их бракосочетании, а ты приносишь мне жизнь и надежду. В чем же тут дело? Ну же, будь откровенен! Клянусь честью, не выдам твоей тайны.
— Если ты даешь мне слово не передавать ничего, то я расскажу все, что произошло во время нашего разговора.
И не пропуская ничего, он передал весь разговор.
— Теперь понимаешь, что узнав о подобных вещах, она совершенно исцелилась от своей слабости к Мэне. И убедилась, что ее омрачил злой дух, когда она предпочла его такому благородному и уважаемому человеку, как ты. «И если он еще любит меня, — сказала она, — то я счастлива исправить свою несправедливость в отношении его. И скажи, чтобы он доставил мне удовольствие и посетил меня».
— Сегодня же пойду и надеюсь, что она не долго заставит меня ждать счастья, — сказал сияющий Хнумготен. — Но кто бы мог подумать, что Мэна окажется таким канальей, — он сплюнул. — Еще раз спасибо тебе, и я уверен, скоро докажу, что моя благодарность не пустые слова. Теперь же осуши бокал за здоровье прекрасной женщины Фив.
Когда через полчаса Кениамун покинул казармы, на губах его блуждала злобная и торжествующая улыбка.
— А, благородный Мэна, — бормотал он, — я отомщу тебе за оскорбление. Не раз еще ты вспомнишь пир, на котором обошелся со мной с таким презрительным пренебрежением.
Глава V. Нейта в Храме Гаторы
Была еще ночь, но бледный луч луны и свежий ветерок, подувший с реки, уже предвещали приближение рассвета, когда закрытые носилки, несомые четырьмя неграми, покинули дворец Пагира и направились по молчаливым улицам столицы к храму Гаторы. В носилках сидела Нейта и старая служанка. Девушка была бледна и печальна, большие влажные глаза ее были устремлены в пространство, и она, казалось, не замечала ничего вокруг. Она стремилась найти поддержку у ног могущественной богини. Нейта с детства оказывала ей особенное предпочтение.
Носилки остановились у храма. К ним подошел старик — сторож, сидевший перед дверьми. Узнав девушку, он поклонился.
— Я хочу помолиться. Впусти меня, Хамус, — сказала она, протягивая ему кольцо серебра.
Обрадованный старик проводил ее до самого входа. Она вошла вместе со служанкой.
В галерее девушка откинула вуаль и, преклонив колени, стала горячо молиться. Конвульсивные рыдания сотрясали ее, и слезы ручьями текли по щекам. И поглощенная своей молитвой, она даже не подозревала, что какой — то мужчина, скрытый мраком галереи, с любопытством и сочувствием наблюдает за ней.
