Лариса Васильева - Граф салюки
— Сегодня к ночи гроза будет.
— Откуда вы знаете? В небе нет ни облачка.
— Конюх у меня, старик, предсказывает погоду, у него свои какие-то приметы есть. Да я вам рассказывал о нем. Вот и сегодня объявил грозу.
— Сергей Иванович, неужели господь только для человека создал всю эту красоту?
— Да и не каждый человек, Варенька, замечает ее. Иной пройдет и не увидит ничего, подумает только, что косить пора, а уж чтобы наклониться к травинке, посмотреть, как на ней покачивается букашка, так, небось, за всю свою жизнь ни разу и не наклонился, разве только когда совсем мальцом был.
— А я думаю, что все это не только для нас, птицы и звери тоже любуются на эту красоту.
— Да что же наши лошади сейчас не любуются, а траву вон щипать начали?
— Так и вы давеча любовались клубникой за обедом да всю и съели! У зверей жизнь трудная, не могут они, как мы, долго разглядывать окрестности. Может, зайчик и полюбовался бы, да лисы боится.
Граф засмотрелся на Вареньку, так она была сейчас хороша: щечки раскраснелись, пот выступил на лбу и волосы разлохматились. Ему все было мило в ней. Никого до нее он так не любил. Так она была желанна, что иной раз у него аж в паху ломило.
— Варенька, я люблю вас.
Варенька никак не ожидала сейчас признания в любви, она подумала, может, это он так сказал, просто оттого что им сейчас было хорошо и вокруг все такое красивое? Она растерянно смотрела на него.
— Если вы согласны стать моей женой, так я нынче же буду просить вашей руки, вечером, когда гости Семена Семеновича разъедутся. Что же вы молчите?
— Я согласна, — у Вареньки от смущения слезы выступили на глазах.
Графу хотелось обнять ее и целовать, целовать. Но он боялся испугать ее своей страстью, она, небось, и не целовалась ни разу, разве только в щечку нечаянно кто чмокнул, угадал он.
— Я провожу вас, — граф боялся, что не сдержит больше своих чувств. Проводив Вареньку до имения Кукушкиина, он поскакал во весь опор. Домой он сейчас не мог ехать. «Боже, прости меня! И я еще роптал, считал себя обиженным! Да, видно, надо было пережить раннюю смерть родителей и мою неудачную женитьбу, и смерть Полины, чтобы заслужить Вареньку. Господи, как ты милостив ко мне! Этот дар перевешивает все несчастья в моей жизни. Как же мне жить, чтобы быть достойным этой милости, что мне сделать?» Так он думал и скакал по проселочной дороге. Воронцов был полностью убежден, что поступает правильно: именно такая жена ему и нужна. Приданое его не интересовало. Он твердо решился просить ее руки.
— Варенька, я сегодня же буду говорить с вашим дядюшкой.
Вернувшись домой, объявил своему бурмистру:
— Пожалуй, женюсь.
— Это дело, давно пора. Славная девушка, племянница господина Кукушкина, — тот сразу понял, о ком речь. Слуги-то их давно поженили…
5. Сватовство
Варенька после расставания с графом тоже места себе не находила. Она поднялась к себе и металась по комнате, не могла ни сидеть, ни лежать. Ее переполняло счастье. И мысли у них были сходны. Сергей Иванович самый лучший человек в мире, считала она. Он и красив, и умен, и ласков, и весел, и добр не только к ней, но и к слугам — она не раз слышала, как он разговаривает с ними, спокойно давая указания. К тому же, богат. Она так же, как граф, думала, что господь милостив к ней, что, верно, не зря ей были посланы испытания — разлука с Нестеровыми, их предательство. Сейчас она им все простила. Если бы не они, она не встретила бы графа. Как правильно сделал Илья Михайлович, что отправил ее с Кукушкиным. Чем заслужила она такое счастье, такую любовь? Разве она, крестьянка, достойна графа? Дуся заглянула к ней в комнату.
— А что это ты, Варюша, одна, не выходишь из комнаты? Да ты прямо светишься, что случилось?
— Сергей Иванович нынче будет просить моей руки, — Варя аж подпрыгивала, сообщая эту новость Дусе.
— Ах ты, господи, да неужто! Вот радость, дождались… Давно я тебе говорила, а ты все слушать меня не хотела.
Варенька подбежала к ней и обняла, и расцеловала.
— Ах, Дусенька, как я счастлива! Только ты заранее никому не говори. И ужин принеси мне сюда, а то если я выйду, все сразу догадаются, да я и есть там не смогу.
Варенька пританцовывала, кружилась по своей комнатке. Вся лучилась от радости! Дуся принесла ей поесть, сказав, что у Вари болит голова. После ужина Семен Семенович вышел провожать гостей. Варя смотрела, как они прощались, как подали им коляску. Она все ждала у окна и наконец услышала голос Сергея Ивановича. Дальше оставаться в своей комнате она не могла, выскользнула через заднее крыльцо и через дыру в заборе побежала к березовой роще. Дуся лишь глянула ей вслед. Вот шальная, побежала, а как же благословение?
Граф специально пришел пешком, чтобы еще раз по дороге подобрать самые убедительные слова, чтоб ему не отказали. В тот момент, когда Варя выскользнула в сад, граф вошел в дом. Дуся его встретила сияющая, он понял, что Варя сказала ей новость.
— Проходите, сударь, проходите! Семен Семеныч, к вам его сиятельство, — она провела его в гостиную. — А Варенька опять пошла прогуляться…
И она отправилась звать хозяина.
— Сергей Иванович пришел…
— А что это ты так сияешь? Он тут каждый день бывает и уж с утра побывал.
— Свататься они будут… — не удержалась Евдокия.
Семен Семенович поспешил к гостю.
— Проходи, Сергей Иванович, проходи. А Варюха опять убежала, непоседа. И как не устает, только же верхом каталась, к ужину не вышла: сказали — голова болит… А теперь прогулка опять, значит, ей нужна, — пожурил Варю Семен Семенович. — Садись, Сергей Иванович, садись сюда, тут будет удобнее. Дуся, принеси-ка нам лафитничек да рюмки.
Разговор оказался недолгим, гость и садится не стал, прошелся по комнате, собираясь с духом. Евдокия сказала правду — Сергей Иванович с ходу попросил руки племянницы. Речь его была взволнованная, прочувствованная.
— Я понимаю, времени после похорон прошло мало, да и молода она совсем. Вы, наверно, беспокоитесь, может ли молодая девушка трезво оценить сейчас свои чувства, но я-то уже много чего повидал в жизни и могу судить здраво. Я ее люблю всей душой и уверен, что и она меня любит. Я убежден, что такие чувства невозможно сыграть, в ней ведь нет ни капли лжи — что на сердце, то и на лице. И обещаю, Вареньку не обижу, все сделаю для ее счастья. Да разве у кого поднимется рука обидеть такое чистое, такое искреннее, правдивое существо?!
Кукушкин выслушал слова Сергея Ивановича и просиял от радости. Да, он рад будет ее отдать, если граф согласится продать лесок. Воронцова покоробило это нелепое, неуместное условие. Но он лишь в недоумении кивнул в ответ.