Бертрис Смолл - Память любви

После обеда Ронуин присоединялась к поварихе, сестре Уне, чтобы наблюдать, как готовится еда. Тут ее способности были куда скромнее, и сестра Уна часто жаловалась, что Ронуин способна сжечь даже воду. Лекарка, сестра Дикра, оказалась куда добрее, тем более что Ронуин с величайшей ловкостью составляла целебные мази, настои, сиропы и отвары, способные излечить кашель, простуду и раны.

— У девочки просто дар, преподобная матушка, — хвалила сестра Дикра.

— По крайней мере будет сама лечить людей, если у них случится недомогание от ее стряпни, — язвительно заметила сестра Уна.

— Ей ни к чему готовить самой, — заметила аббатиса. — Достаточно присматривать за кухарками. В замке наверняка есть стряпуха. Ты обучила ее варить мыло для стирки и мытья?

— Завтра начнем, — пообещала сестра Уна. — Надеюсь, что у нее получится, иначе ходить им в грязи до скончания века.

— Сестра Брейт, — продолжала допрашивать матушка, — как идут дела с вышиванием, шитьем и ткачеством?

— Еле-еле, — вздохнула монахиня. — У Ронуин терпения не хватает. Считает шитье и вышивание глупыми занятиями. Правда, она любит ткать. Говорит, будто это ее успокаивает. Я показала ей, как прясть, и похоже, она это усвоит.

И все же они продвигались вперед — временами медленно, в чем-то быстро, но продвигались.

— Из Херефорда прибыли ткани, — как-то объявила аббатиса. — Придется самим заполнить сундук с приданым.

— А мощи? — поинтересовалась сестра Уинифрид.

— Брат прислал весточку, что заплатил за них огромные деньги и привезет сам.

Через несколько дней появился принц в сопровождении двух воинов и вручил сестре драгоценный реликварий.

— Мне он обошелся в двадцать золотых флоринов! — бушевал Ллуэлин. — Матери-настоятельнице монастыря Святой Марии во Вратах следовало бы родиться менялой! Она торговалась со мной до седьмого пота! Надеюсь, мои усилия того стоили!

— Хочешь взглянуть на дочь? — спросила аббатиса, гладя золотой ящичек.

— Значит, вы все-таки начали! — обрадовался он.

— Разумеется. Ничего не поделаешь — иначе мы не успеем к весне.

Позвонив в колокольчик, она велела монахине позвать Ронуин. Увидев дочь, принц изумился. Одетая в изящное голубое платье с длинными узкими рукавами, подпоясанное крученой золотой тесьмой, она казалась неземным видением. Золотистые волосы немного отросли, и доходили почти до плеч. На голове красовался венок из живых цветов. Девушка поклонилась сначала тетке, потом отцу.

— Посылали за мной, госпожа аббатиса?

— Твой отец хотел увидеть тебя перед отъездом, — объяснила Гуинллиан.

— Она говорит по-норманнски! — возбужденно воскликнул ап-Граффид.

— Я учусь, господин мой. Мне сказали, что англичане часто говорят на нем, хотя у них есть и другой язык.

— Но ты учишь тот, на котором объясняется знать. Поразительное превращение! Сестра, ты уверена, что она не готова к отъезду?

— Нет, Ллуэлин, конечно, пока рано. Не стоит так спешить. Нам еще многое предстоит сделать, не говоря уж о недошитых платьях. До весны и речи быть не может о ее отъезде.

Приезжай ко дню рождения дочери, если, разумеется, она вдруг не решит стать одной из нас, — пошутила аббатиса.

— Не дай Бог! — воскликнул принц.

Ронуин рассмеялась:

— Не бойтесь, господин мой, та жизнь, которую ведет моя тетя, — не для меня. Когда вернетесь в апреле, исполню вашу волю.

— Попрощайся, Ронуин, и можешь идти, — велела аббатиса.

— Прощайте, господин, — промолвила девушка и с поклоном удалилась.

— Она ни разу не назвала тебя отцом, — заметила Гуинллиан.

— В отличие от парнишки Ронуин считает меня виновным в смерти матери. Она никогда не любила меня, сестра, и, как все дети, хотела, чтобы мать уделяла внимание только ей. Каждый раз, когда я навещал мою прекрасную Валу, девочка смотрела на меня волчонком. С годами ничего не изменилось, но это не важно. Главное, чтобы она почитала и слушалась меня.

— Не знаю как насчет почтения, но она верна слову.

Ронуин не подведет тебя, и если нарожает своему лорду много детей, тот со временем полюбит ее. Поддержка мужа будет необходима ей, когда Англия и Уэльс вновь станут врагами, что, несомненно, произойдет рано или поздно.

— Такова ее судьба. Мне же предназначено иное, более важное, — задумчиво сказал Ллуэлин. — А теперь, сестра, мне пора. Вот, возьми это. — Он положил ей на колени два кожаных мешочка. — Здесь плата за обучение моей дочери.

Я доволен успехами Ронуин, но, когда вернусь, ожидаю увидеть настоящее чудо.

— И ты его увидишь, — пообещала Гуинллиан.

— Знаю. Ты всегда выполняла обещания, сестрица, и я благодарю тебя за это, невзирая на то что полностью разорен.

— Не жалуйся, Ллуэлин, — рассмеялась она. — Дешево, да гнило — слышал такую поговорку? Доброго тебе пути.

Наступила зима, устлавшая снегом холмы. С дальних пастбищ приведи овец и по ночам держали в загонах, чтобы уберечь от волков. Ронуин с удивлением узнала, что зима — время празднеств. В конце ноября отметили день Святой Екатерины, потом других святых, и так шло до самого Рождества — дня, когда, как объяснили Ронуин, родился Иисус, сын Божий, сошедший на землю во искупление грехов людских. Ронуин находила утешение в христианстве, считая подвиг сына Божьего, принявшего смерть за людей, благородным и великодушным. Аббатиса улыбнулась, когда Ронуин сказала ей об этом.

Аббатиса отдала распоряжение окрестить племянницу в день Рождества.

Двенадцатая ночь возвестила об окончании праздников.

Ронуин снова с усердием принялась за работу и постепенно начала понимать, что острый ум может быть таким же беспощадным и грозным оружием, как меч. Теперь она перешла под крылышко сестры Рэн, под внешностью пухленького херувимчика которой скрывались незаурядные способности широко образованной для своего времени женщины. Если верить сплетням Элен и Арлейс, когда-то она была любовницей могущественного лорда, одевалась мужчиной и посещала университет.

— Ты сообразительна, Ронуин, — похвалила дочку принца после первого же занятия сестра Рэн. — Твои разум и рассудительность прослужат тебе куда дольше, чем красивое тело. Именно так я и удерживала своего повелителя до самой его смерти.

— Значит, слухи правдивы? — удивилась Ронуин, пораженная тем, что монахиня признается в греховной жизни.

— Разумеется, — рассмеялась сестра Рэн. — Да я никогда и не делала из этого тайны, дитя мое. Когда-то я любила и была любима. И всегда оставалась верна ему, как и он мне.

— Но он имел жену, — напомнила Ронуин.

— Да. Леди Арлетт была женщиной доброй и хорошей, принесла в приданое плодородные земли, родила здоровых детей, воспитала их в послушании и уважении к отцу. Лорд относился к ней с огромным уважением, был предан супруге, хотя содержал при этом меня. Когда он умер, мы вместе обмыли его тело и зашили саван. Теперь она — одна из благодетельниц Аббатства милосердия.