Джудит Макнот - Королевство грез
Потом глаза – огромные, пленительные глаза глубокого и богатого синего цвета, напоминающие бархат. Удивительные глаза. Медоточивые и выразительные, с длинной бахромой ресниц. Именно из-за этих глаз он захотел посмотреть на ее лицо и, посмотрев, с трудом поверил молве, окрестившей ее дурнушкой.
Она не красавица в общепринятом смысле слова, и хорошенькой ее тоже не назовешь, но когда она посмотрела на него, он пережил настоящее потрясение. У нее оказались высокие, изящно вылепленные скулы, гладкая как алебастр кожа, тронутая бледно-розовым румянцем, небольшой нос. По контрасту с этими нежными, тонкими чертами маленький подбородок выражал каменное упрямство, и все-таки он готов поклясться, что при улыбке рядом с ним появились две крошечные ямочки.
Все это, вместе взятое, делало ее лицо интригующим и чарующим, решил он. Определенно чарующим. А ведь он еще не позволил себе вспомнить мягкие полные губы.
С трудом отогнав мысли о губах Дженнифер Меррик, он вскинул голову и вопросительно взглянул на Юстаса.
Поняв невысказанный вопрос, Юстас слегка повернулся, чтобы свет лагерного костра падал на его лицо, поднял правую руку, изображая деликатно зажатую двумя пальцами иголку, и принялся размахивать рукой, совершая размеренные волнообразные движения.
Девушки шьют. Ройс обнаружил, что сей факт с трудом поддается его пониманию, учитывая столь поздний час. Опыт общения с богатыми женщинами показывал, что они шьют всякие безделушки для членов семьи и для украшения дома, но оставляют починку слугам. Он мог предположить, безуспешно пытаясь распознать тень Дженни сквозь ткань палатки, что богатые женщины способны заняться шитьем для развлечения, когда им нечего делать. Но не так поздно и не при свечах.
«До чего же прилежны девушки Меррик, – думал он с оттенком насмешки и недоверия. – До чего мило с их стороны предложить похитителям помощь в починке одежды. До чего великодушно».
До чего невероятно.
Особенно в случае с леди Дженнифер Меррик, враждебность которой ему уже довелось испытать на собственной шкуре.
Размышляя подобным образом, Ройс зашагал вперед мимо утомленных, израненных в битвах солдат, которые спали на земле, завернувшись в плащи. Приближаясь к палатке пленниц, он внезапно был поражен очевидной причиной их неожиданного желания заполучить иголки и ножницы, проглотил проклятие и ускорил шаг. «Конечно, они перепортят сейчас все вещи!» – рассерженно сообразил он.
Бренна подавила крик удивления и ужаса при виде Волка, откинувшего полог палатки и нырнувшего внутрь, а Дженни просто вытаращила глаза, потом медленно поднялась на ноги с подозрительно любезным выражением на лице.
– Давайте посмотрим, что вы наработали, – рыкнул Волк, переводя взгляд с Бренны, в целях защиты прикрывшей руками горло, на Дженни. – Покажите-ка!
– С удовольствием, – притворно-невинно согласилась Дженни. – Я только что принялась вот за эту рубашку, – виляла она, осторожно отпихивая рубаху с зашитыми накрепко обшлагами, дотягиваясь до кучки одежды, предназначенной для маскарада, откуда вытащила для предъявления пару плотных шерстяных рейтуз и указала на аккуратно заштопанную спереди двухдюймовую прореху.
Совсем сбитый с толку, Ройс разглядывал почти неразличимые прочные ровные стежки. «Горделивая, высокомерная, недисциплинированная и своевольная, – признал он в душе, – но и чертовски умелая швея».
– Принимается, милорд? – допытывалась Дженни, слегка забавляясь. – Можно ли нам продолжать работу, сир?
Не будь она пленницей и надменной дочерью его врага, Ройс не поборол бы искушения схватить ее на руки и звонко расцеловать за столь необходимую помощь.
– Вы замечательно справились, – честно сказал он и собрался выйти, но обернулся, придержав откинутый полог рукой. – Мои воины мерзли бы в изорванных и негодных одеждах при надвигающихся холодах. Они будут рады узнать, что в заштопанном платье теперь можно хотя бы дождаться доставки зимней амуниции.
Дженни предвидела, что он догадается, какую опасность будут представлять они с Бренной, заполучив пару ножниц, и может явиться с проверкой, поэтому заранее приготовила штаны, чтоб отвести ему глаза. Только она не ожидала, что он отплатит ей честной похвалой, и теперь чувствовала себя немножко неловко, словно совершила предательство, когда в нем обнаружилась хоть какая-то капелька человечности.
Ройс вышел, и обе девушки повалились на кучу тряпья.
– О Господи, – угрюмо молвила Бренна, не сводя глаз с груды изрезанных на куски одеял в углу. – А я почему-то не думала о здешних мужчинах как… о людях.
Дженни отказалась признаться, что тоже не думала.
– Это наши враги, – напомнила она и сестре, и себе. – Наши враги, и враги батюшки, и враги короля Иакова. – Несмотря на столь уверенное заявление, Дженни, потянувшаяся было за ножницами, в нерешительности остановилась, но потом заставила себя взять их и стоически принялась кромсать следующий плащ, одновременно пытаясь избрать наилучший план бегства, намеченного на завтрашнее утро.
Долго еще после того как Бренна погрузилась в усталый сон, Дженни лежала, бодрствуя и обдумывая все, что может из этого выйти… или не выйти.
Глава 5
Иней, поблескивая, лежал на траве, освещенной первыми лучами восходящего солнца, и Дженни тихонько встала, стараясь не разбудить бедняжку Бренну раньше, чем следовало. Рассмотрев по порядку все варианты, она пришла к наилучшему из возможных и чувствовала почти полную уверенность в удачном побеге.
– Пора? – молвила Бренна сдавленным от страха шепотом, переворачиваясь на спину и видя Дженни, уже одетую в плотные шерстяные рейтузы, мужскую рубаху и короткую куртку – в наряд, который должен быть на них обеих под собственным платьем, когда страж поведет их в лесок и, как каждое утро, оставит на несколько минут в одиночестве по личным надобностям.
– Пора, – подтвердила Дженни с ободряющей улыбкой.
Бренна побледнела, но поднялась и принялась одеваться трясущимися руками.
– Если бы я не была такой трусихой, – шептала она, прижимая одну руку к бешено бьющемуся сердцу, а другую протягивая за кожаной курточкой.
– Ты не трусиха, – заверила ее Дженни, стараясь говорить потише, – просто чрезмерно и весьма преждевременно тревожишься о возможных последствиях любого своего поступка. По правде сказать, – добавила она, с готовностью помогая завязывать тесемки на вороте позаимствованной рубашки Бренны, – ты даже храбрее меня. Потому что, если бы я так боялась последствий, как ты, у меня никогда не хватило бы отваги осмелиться даже на самое невинное дело.
