Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
Мне казалось, что глаза Кардигана вот-вот выскочат из глазниц. Должен признаться вам, мисс Гамильтон, что и мои тоже немного выкатились на лоб. Такого идиотски безумного приказа я еще никогда не слыхал! У нас не было ни артиллерии, ни поддержки пехоты.
Все хорошо знают, и это первая заповедь любого боя, — нельзя посылать голые сабли без соответствующей поддержки против вражеской артиллерии. Но, как известно, в привычках Кардигана подчиняться беспрекословно любому приказу и мы тоже следовали его примеру, однако на сей раз даже он взбунтовался. Кардиган издал какой-то странный звук, похожий на лай. Обращаясь к Лукану, он сказал: «Да, сэр, конечно, но позвольте мне указать вам на то, что у русских в долине есть артиллерийская батарея, прямо впереди нас, кроме того, у них есть еще дополнительные батареи и стрелки с обоих флангов».
Лукан только пожал плечами. «Знаю, — ответил он, — но таков приказ лорда Реглана, и у нас нет иного выбора. Нужно выполнять приказ». Кардиган не произнес больше ни слова. Отдав честь, он поскакал к Пэджету, чтобы сообщить ему обо всем.
— Но, что было в приказе, как вы думаете? — спросила Флер. — Вполне понятно, что с плато лорду Реглану было видно, насколько опасной станет такая вылазка.
— Я тоже так думал, — подхватил Брук. — Но Ричард сказал: «Надеюсь, Реглан не заставит нас атаковать верхом эти орудия. Ведь он все это время, с самой Евпатории, держал нас в арьергарде. Неужели он теперь намерен бросить нас на артиллерию?» Я предположил, что Реглан должен понимать, чем это нам грозит. А Дик ответил: «По моему он отсюда видит не больше, чем мы. Что-то здесь происходит незаметно для наших глаз».
— А так ли это было?
— Не знаю. На фоне «гряды», со всеми холмиками, возвышенностями, балками, седловинами, было трудно что-либо подробно разглядеть — ясно видишь только вблизи перед собой. О чем думал старик — неизвестно. Должно быть, где-то была допущена ошибка, и если вы спросите меня, то я отвечу, что виноват во всем — Лью Нолан! Это был сущий дьявол, горячий, легкомысленный, он не находил себе места от безделья после сражения при Альме. У него в голове роилось множество безумных идей о роли кавалерии в битве. В бою он отдавал особое предпочтение кавалерии, а ей приходилось бездельничать, целый день отдыхая в тенечке. Мне кажется, приказы, отданные Регланом, не отличались ясностью, а когда Лукан спросил у Нолана, что они означают, тот постарался их интерпретировать по-своему. Лобовая атака кавалерии на орудия противника — это, конечно, его бредовая идея. Он вызвался принять в ней участие и сам занял место рядом с Моррисом из семнадцатого полка, закадычным своим дружком.
Впереди всех скакал Кардиган, живое воплощение кавалерийской гордости. Высокий, стройный, несмотря на свои годы, с огромными усами, в розовых узких панталонах и темном, сияющем золотом гусарском ментике, он сидел прямо в седле, не глядя по сторонам.
— Даже когда русские открыли артиллерийский огонь, он смотрел только вперед, — рассказывал Брук. — Кардиган, возможно, глуп, как баран, но, клянусь Юпитером, был храбрым, как лев!
Когда мы проехали ярдов пятьсот по равнине, произошла неслыханная вещь. Нолан, который до этого ехал рядом с капитаном Моррисом в первом ряду, вдруг, пришпорив лошадь, перешел на галоп. Выскочив из цепи, он поскакал по диагонали по долине.
— Капитан Моррис крикнул ему, чтобы он успокоился, — вступил в разговор солдат Майклз, поворачиваясь к Флер, — но я видел, что он намеренно подгоняет шпорами лошадь. Он опередил лорда Кардигана, что заставило того вспыхнуть, как спичка. Глядя на нас и размахивая саблей, Нолан кричал нам, словно хотел что-то объяснить.
— Ну и чего хотел он?
— Не знаю, мисс. Ничего нельзя было услышать. И вдруг на земле прямо перед лордом Кардиганом разрывается ядро, и шальной осколок рассек капитана Нолана пополам, прямо по линии груди. Боже, как он истошно закричал! Лошадь, испугавшись, завертелась волчком, ринулась на полном галопе назад к нам. Это был какой-то ужас, мисс Гамильтон! Сабля выпала у него, но рука все еще оставалась поднятой. Мы слышали эти ужасные вопли, они даже заглушали выстрелы пушек. Но, по-моему, он уже был мертв. Лошадь донесла его до четвертого полка, и там, когда она резко остановилась, он выпал из седла, свалился, как куль.
Но ощетинившийся саблями небольшой отряд продолжал скакать уверенным галопом вперед, подчиняясь воле своего генерала, приближаясь к белым дымкам русских орудий в дальнем конце долины. Перекрестным огнем с обеих сторон их пытались отсечь. Если всадник падал на землю или падала лошадь, остальные, объезжая возникшее на пути препятствие, смыкали ряды, закрывая собой брешь, как это обычно делается либо на параде, либо на маневрах. Смерть уже отбрасывала на них свою холодную тень, но они все равно выдерживали отличный строй, удалявшийся отряд становился все меньше и меньше.
Доскакав до середины долины, они оказались в пределах досягаемости пушек. Ядра, мелкая и крупная картечь устремились им навстречу. Теперь люди и лошади падали не поодиночке, а группами, когда визжащий горячий металл проделывал бреши в цепях. Лошади убыстряли бег, и здесь Кардиган ничего не мог поделать.
— Когда попадаешь в такую ситуацию, — объяснил Майклз, — нельзя терять понапрасну времени. Хочется схватиться с неприятелем врукопашную, и чем скорее, тем лучше. Вначале мы двигались кантером, потом перешли на галоп, и все цепи смешались. Нас к этому времени осталось так мало, что мы уже не могли держать строй.
— Семнадцатый впереди нас тоже перешел на галоп, — подхватил Брук, — поэтому и мы прибавили хода, чтобы не отставать от них. Вдруг кто-то отчаянно закричал, и все мы подхватили этот крик. Наверное, в эту минуту мы все лишились рассудка. Такое здравому человеку и не снилось. Люди, лошади падали на землю со всех сторон.
Мы находились во второй линии атаки, поэтому нам приходилось скакать по трупам своих товарищей. Приходилось все время лавировать. К тому же там было полно перепуганных лошадей без всадников.
Кавалерийские лошади сохраняют в битве удивительное спокойствие, даже если они ранены. Они не волнуются, когда их всадник сидит в седле и уверенной рукой держит поводья. Но стоит наезднику упасть на землю, лошади от страха начинают вести себя как безумные. Инстинктивно они продолжают бег, но все сбиваются в кучу.
— Нет, они не убегают от опасности, — пояснил Брук. — Они пытаются, несмотря на раны, снова занять свое место в цепи, подбежать как можно ближе к сидящему в седле коннику. Никогда не забуду момент, когда рядом со мной на полном галопе скакало пять или шесть лошадей без своих хозяев — с вытаращенными от страха глазами, они все время прижимались поближе к моему Оберону, обрызгивая нас своей кровью, текущей из ран. Несчастные животные…
