Жюльетта Бенцони - Рено, или Проклятие
День клонился к вечеру, солнце уже опустилось за горизонт, когда за Рено пришли. Сержант с двумя солдатами повели его, но не через двор, а пустынными коридорами и доставили в маленькую часовню, построенную когда-то Гуго Шампанским для своей жены Изабеллы. В часовне находился король – в белой рубахе до пят он простерся ниц перед алтарем, освещенным двумя свечами из красного воска. Король был погружен в молитву и не услышал ни скрипа двери, ни шагов сержанта, который привел узника, ни звона цепей, в которые был закован Рено.
Ожидание показалось Рено вечностью. Наконец Людовик встал, властным жестом руки приказал сержанту удалиться, и рука его вновь спряталась в широком рукаве рубахи. Людовик подошел к высокому резному креслу, стоявшему слева от алтаря, и сел в него. Послышался его голос:
– Рыцарь де Куртене, здесь вы стоите перед Богом, а не передо мной, чтобы ответить за свои деяния. Здесь вы не можете лгать.
– Мне незачем лгать. И если я вчера находился в покоях королевы, то только ради того, чтобы спасти ее.
– От чего спасти?
– От опасности, которую представляет для королевы мадемуазель де Фос. Ее брат, Ронселен де Фос, поклялся страшно отомстить королю и его близким. Сестра – орудие в руках брата.
– Что мы сделали этому Ронселену?
– Юная девушка, которую он любил, погибла в костре Монсегюра. Она была дочерью владелицы замка и последовала за матерью в огонь.
– Вот в чем дело!
Наступило молчание. Король погрузился в размышления. Рено догадался, что мирная тишина часовни наполнилась треском бушующего пламени и отчаянными криками жертв… Когда Людовик заговорил, он говорил сам с собой, а не со скованным цепями рыцарем, который смотрел на него с нетерпением.
– Я не хотел этого. Но закон есть закон, и ересь – в особенности эта – должна быть искоренена. Несчастные отрицают божественность Иисуса Христа, делят власть над миром между богом света и властителем тьмы. Земля во власти дьявола, она обитель порока и обречена на гибель. Так они считают. Но неужели Франция, мое прекрасное королевство, – создание сатаны? Поддерживать подобное безумие было бы непростительным преступлением…
Людовик забыл об узнике. Его взгляд был устремлен к большому византийскому кресту, висевшему над алтарем, по щекам его текли слезы. Не отрывая глаз от креста, король спросил:
– Кто такой Ронселен де Фос?
– Один из командоров ордена тамплиеров.
Король вскочил на ноги, судорожно сжав подлокотники.
– Храмовники! Снова храмовники!
Вспышка гнева заставила забыть его о святости места, и он преклонил колени для короткой молитвы, потом встал и сказал:
– Дама де Фос мертва. Мессир д’Эскейрак убил ее собственной рукой. Она заперла его в помещении, откуда он сумел выбраться. Он обнаружил ее в спальне моего сына, когда она с кинжалом в руке намеревалась убить его и кормилицу. Он не колебался ни минуты. Его преданному клинку хватило одного удара. Ее сообщники, а они у нее были во дворце, тоже схвачены.
– Благодарю тебя, Господи! – со вздохом неимоверного облегчения воскликнул Рено, не думая в этот счастливый миг, что последнее подтверждение его невиновности исчезло вместе с убитой. Подложное письмо Санси пропало, а Эльвира никогда уже не признается, что вовлекла его в западню, куда он так простодушно попался. Она сама проводила его в королевские покои. Рено не сомневался, что женщина под покрывалом была Эльвирой.
Когда Рено, вознеся благодарственную молитву, поднял голову, он встретил ледяной взгляд короля, который не сулил ему ничего хорошего.
– Однако вы ничуть не усомнились, что королева может принять вас у себя в спальне среди ночи?
– Когда охвачен тревогой, сир, спешишь на помощь, ни о чем не думая!
– Может быть, потому, что втайне надеялись получить подобное приглашение?
– Королева меня не звала. Письмо было подписано дамой де Валькроз, и я полагал, что она находится возле королевы.
– Ее во дворце не было. Она не покидала монастыря Святой Клары, и именно там мы ее и выслушали.
– Она обещала мне приехать! – воскликнул Рено в отчаянии: если нельзя положиться на надежную и преданную Санси, то рассчитывать вообще не на кого!
– Она сдержала бы свое обещание, но внезапная и тяжкая болезнь, которая очень обеспокоила мать настоятельницу и сестер, приковала ее к постели. К счастью, она уже чувствует себя гораздо лучше и смогла рассказать мне все, что с ней произошло после ее исчезновения. Поведала она и о том, какую роль в истории ее спасения сыграли вы. Из ее рассказа следует, что вы заслуживаете даже похвалы… Если только этот рассказ правдив.
– Почему же ему не быть правдивым? Я уверен, что дама Санси не способна лгать.
– Мы хотим удостовериться в этом. Теперь вы расскажете, что там произошло. И не забывайте, перед чьи ликом вы находитесь!
Длинная худая рука короля указала на Иисуса Христа.
Рено со всей безыскусностью и искренностью рассказал о том, что им довелось пережить, скрыв лишь тайну своего кровного родства с султаном. Король мучительно страдал, когда Рено описывал гибель подлинного Креста и его хранителя, старого отшельника. При упоминании об этом немыслимом кощунстве лицо Людовика выражало такую муку, словно на кресте распинали его самого.
– Почему… Почему вы ничего мне не сказали? – горестно прошептал он.
– Чтобы не помешать великим замыслам короля, который оставил бы их ради того, чтобы найти Крест.
Так считал мессир д’Артуа, и его любимой мечтой было принести самому Крест своему возлюбленному брату.
– Робер, – прошептал Людовик с внезапной нежностью. – Это так на него похоже.
Остальная часть рассказа представляла для Людовика куда меньший интерес. Трагическая гибель Креста заслонила от него все остальные трагедии, хотя предательство тамплиера, отдавшего благородную даму Санси принцу-мусульманину, не могло не произвести на него впечатления. Рено надеялся, что тайна его рождения так и останется тайной, однако совершенно неожиданно пришлось вернуться к этому вопросу. Король внезапно спросил:
– В вашем страстном желании спасти королеву не таилась ли подспудная надежда воспользоваться спасением в своих целях?
– Я не понимаю, что имеет в виду король?
– Не понимаете? Неужели вы посмеете отрицать, что до такой степени влюблены в королеву, что готовы были бы даже подтолкнуть ее к прелюбодеянию?
– Сир! – воскликнул Рено, придя в ужас от той грубой прямоты, с какой заговорил с ним охваченный ревностью супруг, требуя от него перед лицом Господа признания в любви к собственной супруге.
