Айрис Джоансен - Горький вкус времени
– Как быстро?
– Что-нибудь около полминуты. – Баршаль пожал плечами. – Но начинает действовать мгновенно. Он не сможет закричать, если это то, что тебя беспокоит.
– Превосходно. – Дюпре вручил аптекарю деньги. – Ты уверен, что флакон хорошо закупорен?
– Ни капли не прольется.
– Сколько мне понадобится?
– Всего несколько капель. Не знаю, зачем ты столько заказывал.
– Я всегда должен быть готов к любой неожиданности. – Дюпре удовлетворенно улыбнулся. – Ты хорошо справился, гражданин.
– Этот яд не безболезнен.
– Неважно, если действует быстро. Это и было самым важ… – Дюпре осекся и вздрогнул от боли. – Матерь Божия!
Баршаль бесстрастно посмотрел на него.
– Что случилось?
– Нога, – выдохнул Дюпре, прислонившись к прилавку. – Я слишком долго ходил сегодня. Лауданум. Приготовь настойку…
– Это обойдется тебе в дополнительную сумму.
Лицо Дюпре исказилось.
– Мне плевать. Эта боль…
Баршаль пожал плечами и отправился в провизорскую. Через несколько минут он вернулся со стаканом жидкости, напоминавшей по цвету молоко.
Дюпре поспешно схватил стакан и осушил его.
– Благодарю, гражданин. – Он наклонил голову и несколько раз глубоко вдохнул воздух. – Уже помогает.
– Четыре франка.
Дюпре поднял голову.
– Ты слишком много просишь.
Баршаль вздернул плечо.
– Ты же сказал, что заплатишь.
Дюпре неохотно протянул ему четыре франка.
– Я постараюсь больше не заходить в твою лавку. – Он повернулся и захромал к двери. – Всего хорошего, гражданин.
Баршаль ухмыльнулся в спину уходящему Дюпре и положил деньги в кассу. «Так ему и надо, уродливому мерзавцу», – удовлетворенно подумал он. От одного вида его физиономии у Баршаля все нутро переворачивалось и ноги отказывались слушаться. Он потянулся за хлебом и сыром и откусил по изрядному куску того и другого, а потом взялся за бутылку и в три глотка прикончил ее.
* * *Рука Дюпре, когда он торопливо шагал по улице, ласкающе коснулась флакона. Жаль, что ему пришлось избавиться от аптекаря. Аморальный человек его профессии был очень полезен, но Баршаля знали, помимо Дюпре, и другие. Графа необходимо поставить в известность, каким острым было его новое оружие и как безжалостно оно разило.
Дюпре взвесил крошечный флакончик – какой неощутимый, смертельный вес. И все же даже при том, что он подлил в бутылку с вином Баршаля всего несколько капель яда, Дюпре был уверен, что для достижения его цели этого более чем достаточно.
* * *– Вы не можете сегодня с ним увидеться, – сообщила Катрин мадам Симон, когда та пришла к двери камеры три дня спустя. – Мальчик лежит в кровати, уставился в одну точку, молчит и ничего не ест.
Сердце Катрин тревожно забилось.
– Он заболел?
– Нет. – Губы мадам Симон сжались, и она сверкнула глазами на мужа, нежившегося с кувшином вина у огня. – Это все мой дурень муженек. Нализался да и ляпнул Шарлю, что старик Сансон отрубил башку его маменьке.
– Когда-то же он должен был узнать, – ворчливо сказал Симон. – Все кругом знают.
– Только вот нечего тебе было плясать и делать вид, что ты держишь голову этой суки, – сердито заявила мадам Симон. – Он был не готов к тому, чтобы ему так выложили эту новость.
Катрин охватила жаркая, раскаленная волна гнева, и ей пришлось отвернуться, чтобы Симоны не увидели выражения ее лица.
– Я приду завтра.
– Меня вы не увидите, – с горечью сказал Симон. – Я уезжаю из башни. Меня надули.
Взгляд Катрин устремился к мадам Симон.
– Что случилось?
– Коммуна пообещала ему местечко получше, и он отказался от должности опекуна мальчика.
– Но они не дали мне нового места, а теперь не разрешают взять назад свою отставку. – Симон осушил стакан. – Они еще пожалеют. Никто не относился к этому мальчишке лучше, чем я.
– А что они собираются делать с Шарлем?
– Вы думаете, я выброшу четыре тысячи франков в год только из-за того, что мой дурень муженек уезжает из башни? – Мадам Симон нахмурилась. – Я, конечно, останусь с мальчиком до тех пор, пока мне позволят.
Стало быть, теперь, если они будут действовать быстро, останется лишь справиться с мадам Симон, чтобы освободить мальчика. Франсуа должен немедленно узнать об этом. Катрин направилась к двери.
– Катрин!
Она обернулась и увидела Людовика-Карла, приподнявшегося на локте.
– Не уходи, Катрин.
Катрин умоляюще посмотрела на мадам Симон.
Та пожала плечами и вернулась на свое место у плиты.
– Посмотрите, может, сумеете заставить его поесть.
Катрин пересекла комнату и подошла к маленькой кровати.
Людовик-Карл с отчаянием смотрел на нее, и из-за мертвенной бледности его лица голубые глаза мальчика казались огромными.
– Они отрубили ей голову, Катрин, – прошептал он. – Как папе.
Катрин села рядом с ним на кровать.
– Да.
– Ты знала?
Молодая женщина с трудом сглотнула комок и кивнула.
– Она не была плохой, – с неожиданной яростью сказал Людовик-Карл. – Они не должны были делать этого.
– Ш-ш-ш. – Катрин бросила взгляд через плечо на чету, сидевшую у огня, но те, похоже, ничего не услышали. – Ты должен быть осторожен, Людовик-Карл.
– Почему? Они всего-навсего собираются мне тоже отрубить голову.
– Нет, тебе – нет.
– Я король. А королей больше никто не любит. – По лицу мальчика катились слезы. – Но им незачем было отрубать ей голову. Она была всего лишь королевой. Надо было убить меня вместо нее.
Катрин ласково отвела волосы с лица мальчика.
– Я знаю. Трудно разобраться, почему происходят плохие вещи. Я сама не могу их понять.
– Он сказал, что они и не похоронили ее как следует. Просто бросили ее тело в яму вместе с другими предателями и налили туда извести, чтобы никто даже не знал, что она когда-то жила на свете. Он сказал, что, раз над ней не совершили нужных обрядов, она не попадет в рай. – Глаза мальчика лихорадочно блестели. – Она погибла, Катрин!
Катрин про себя проклинала Симона. Мало ему было рассказать ребенку, что его мать мертва, так он еще и приговорил ее душу! «Что же сказать?» – лихорадочно соображала она.
– Послушай, Людовик-Карл, помнишь, что я тебе говорила о некоторых ароматах, которые живут тысячелетиями? Возможно, души тоже как ароматы и им на самом деле не нужны тело, обряды или освященная земля, чтобы продолжать жить.
Людовик-Карл с отчаянием впился взглядом в лицо Катрин.
– Значит, она не погибла?
Катрин покачала головой. С минуту она молчала, а потом заговорила, медленно подыскивая самые нужные слова:
