Сара Ларк - Земля белых облаков
Гвинейра придала своему лицу расслабленное и одновременно слегка озабоченное выражение.
— В последнее время мистер Джеральд не очень хорошо себя чувствует, — сказала она. Ее слова были близки к действительности, так как Уорден каждый день боролся с последствиями накануне выпитого виски. — Конечно же, он собирается отметить рождение наследника. Возможно, мы снова устроим большой праздник в саду, хотя крещение и прошло весьма скромно. Но мы это наверстаем, не так ли, Пол? — Она взяла ребенка у миссис Кендлер и поблагодарила Бога за то, что сын не начал кричать.
На этом, собственно говоря, «тестирование» закончилось. Тема разговора переместилась с жизни в Киворд-Стейшн на свадьбу Дороти и младшего сына Кендлеров. Старший сын уже два года был женат на Франсин, молодой повитухе, средний же путешествовал по миру. Миссис Кендлер сообщила, что недавно она получила от него письмо из Сиднея.
— Мне кажется, он влюбился, — сказала она, лукаво улыбнувшись.
Гвинейра искренне радовалась за молодую пару, хоть и могла довольно живо представить, что ожидало миссис Кендлер. Слухи о том, что «Леон Кендлер женится на бывшей преступнице из залива Ботани», скоро должна была вытеснить не столь уж интересную новость о Лукасе Уордене, «который выставляет свои картины в лондонской галерее».
— Можете спокойно прислать ко мне Дороти за свадебным платьем, — приветливо сказала она на прощание. — Я когда-то пообещала ей одолжить свое, если дело дойдет до свадьбы.
«Может, хотя бы Дороти это платье принесет счастье», — думала Гвин, возвращаясь к карете в сопровождении Кири с младенцами.
Поездку в Холдон можно было считать успешной.
Теперь нужно было разобраться с Джеральдом...
— Мы устроим празднование! — объявила Гвинейра, едва переступив порог дома. Она решительно выхватила бутылку виски из рук Джеральда и заперла ее за стеклянной дверцей буфета. — Мы сейчас же начнем готовиться к его проведению, а для этого тебе нужно трезво мыслить.
Но Джеральд уже успел слегка опьянеть. По крайней мере его взгляд был остекленевшим, хотя он явно пытался проследить за ходом мыслей Гвинейры.
— Что... что нам п... праздновать? — спросил он заплетающимся языком.
Гвинейра взглянула на него.
— Рождение твоего «внука»! — сказала она. — Как известно, подобное событие считается радостным, если, конечно, ты еще что-нибудь помнишь о нормальных человеческих отношениях! И весь Холдон ждет, что ты отметишь появление наследника должным образом.
— Хо... хороший п... праздник... Мать надутая, а о... отец где-то лазит... — издевательски произнес он.
— В том, что Лукас и я не проявляем должного восхищения, ты, разумеется, ни в коем случае не виноват! — зло бросила Гвинейра ему в ответ. — Но, как видишь, я не дуюсь. Я буду присутствовать на празднике, буду улыбаться, а ты... ты прочитаешь письмо от Лукаса, который, к сожалению, в данный момент находится в Англии. Уже пора, Джеральд! В Холдоне все только и говорят про нас. Ходят слухи, что Пол... в общем, что он не Уорден...
Праздник состоялся через три недели в саду Киворд-Стейшн. Шампанское снова лилось рекой. Джеральд был снисходителен и даже разрешил устроить фейерверк. Гвинейра натянуто улыбалась и рассказывала гостям, что Пола назвали в честь обоих прадедушек. Кроме того, она не переставала указывать многочисленным гостям на очевидное сходство сына с Джеральдом. Сам же Пол мирно дремал в объятиях своей няньки. Гвин опасалась самостоятельно представить его обществу. Ребенок кричал как резаный, когда она носила его на руках, и раздражался, чувствуя ее прикосновение. Гвинейра осознала, что ей придется впустить ребенка в сердце и дать ему возможность укрепить свое положение. Несмотря на это, она не могла полюбить мальчика. Пол оставался для нее чужим, и, что еще хуже, каждый раз, когда Гвинейра смотрела на его лицо, она видела перед собой похотливую рожу Джеральда в злополучную ночь зачатия.
Когда праздник наконец-то завершился, Гвинейра укрылась ото всех в конюшне и дала волю слезам, уткнувшись в роскошную гриву Игрэн. Так она успокаивалась еще в детстве, когда чувствовала что-нибудь безысходное. Гвинейра лишь хотела, чтобы все это никогда не произошло. Она тосковала по Джеймсу и даже по Лукасу. Гвинейра по-прежнему ничего не слышала о своем супруге, а поиски, организованные Джеральдом, не принесли никакого результата. Страна была попросту слишком большой. Тот, кто хотел исчезнуть, обычно оставался незамеченным.
8
— Бей же, в конце-то концов, Люк! Один раз с силой ударь его по голове сзади. Он даже ничего не заметит!
Давая указания, Роджер расправлялся с очередным ревуном по всем правилам охоты на тюленей: животное умирало, а мех при этом оставался неповрежденным. Охотники убивали тюленей толстой дубинкой, нанося удар по затылку. Если при этом и проливалась кровь, то лишь из носа молодого тюленя. Сразу же после этого охотники начинали сдирать шкуру, даже не пытаясь выяснить, умерло животное или еще нет.
Лукас Уорден поднял дубинку и... снова опустил ее. Он просто не мог пересилить себя и ударить животное, которое доверчиво смотрело на него своими огромными детскими глазами. Кроме того, матери маленьких тюленей жалобно скулили вокруг него. Мужчинам же был важен только особенно мягкий и ценный мех детенышей ластоногих. Они бродили по отмели, где тюлени растили свое потомство, и убивали малышей прямо на глазах у их родителей. Скалы у берега залива Тауранга покраснели от крови, и Лукас с трудом сдерживал в себе тошноту. Ему было непонятно, почему мужчины вели себя так жестоко. Страдания животных интересовали их меньше всего; они даже шутили по поводу того, насколько мирно и беззащитно тюлени поджидали своих убийц.
Лукас отправился с группой охотников на тюленей три дня назад, но до сих пор не убил ни одного животного. Сначала вокруг, казалось, никто не замечал, что он помогал лишь снимать шкуры и носить их на корабль. Но теперь все настойчиво стали требовать, чтобы он тоже начал участвовать в охоте. Лукаса продолжало тошнить. Неужели это определяло мужественность? Что в убийстве беззащитных животных было честнее и порядочнее, чем в любви к стихам и живописи? Но Лукас устал задавать себе подобные вопросы. Он был здесь, чтобы доказать самому себе, что он сможет выполнять именно ту работу, которая помогла заложить основы богатства его отца. Сначала Лукас хотел устроиться на китобойное судно, но затем позорно отступил. Ему стыдно было в этом признаться, но он попросту сбежал — и это несмотря на то, что им уже был подписан договор, а мужчина, нанявший Лукаса, ему симпатизировал...
