Жюльетта Бенцони - Ты, Марианна
Не сказав ни слова на прощание, Кокрель и Фостер покинули корабль, и их зеленые зонтики можно было еще долго видеть плывущими над морем тюрбанов и фесок. Наконец, взгромоздившись на ослов, сопровождаемые горланящими мальчишками и проводниками с палками, они исчезли в плотной массе разноцветных домов и мечетей.
— Какая неблагодарность? — вздохнула молодая женщина. — Они даже не попрощались с вами! Ваше гостеприимство заслуживает большего!
В ответ сэр Джеме рассмеялся и отдал приказ отплывать. И фрегат, словно он почувствовал себя облегченным от неприятного груза, продолжал путь в лучах заходящего солнца по аметистовому морю, испещренному позолоченными островками, вокруг которых плясали серебристые дельфины.
На этот раз начался последний этап. Долгое, изнуряющее путешествие, неоднократно угрожавшее ее жизни, завершалось.
По мере того как проходили переживаемые ею тяжелые дни, город светловолосой султанши, от которого она столько ожидала, и прежде всего — воскрешения надежды, мало-помалу превращался в мираж, в некий сказочный город, постепенно исчезавший во времени и пространстве. И вот теперь он совсем близко… Мелькавшие на море многочисленные паруса возвещали об этом, а также бездонное небо, чей уже ночной бархат прорезался далекими вспышками света.
Поздним вечером, когда корабль с поникшими из-за внезапно упавшего ветра парусами тихо покачивался среди шелковистого плеска, Марианна осталась на палубе, глядя на звезды, и эта ночь Востока так походила на те, о нежности которых она мечтала в то время, когда будущее еще заключалось в одном слове: «Язон». Где был он в этот час? По какому морю блуждала его гордыня или его нищета?
Где раздувались в этот момент белые паруса его прекрасной «Волшебницы»? И чьим приказам подчиняется она? Живет ли он еще в этом мире, человек властный и гордый, недавно заявлявший, что его единственная любовь — это женщина, которую он добыл не для того, чтобы снова потерять, и похожий на нее бриг.
В эту последнюю ночь странствий тоска нахлынула на нее с особой силой. Чтобы попасть в этот город, чье приближение она ощущала, чтобы попытаться склонить пылкое, но хрупкое, поскольку оно женское, сердце к маловероятному союзу, Марианна потеряла во время своего мучительного пути все, что имело значение для нее, все, что являлось ее жизнью: любовь, дружбу, уважение к себе, состояние, все, вплоть до одежды, не считая супруга, так и не приблизившегося к ней, погибшего от руки обезумевшего ничтожества. Придет ли день жатвы?.. Сможет ли она привезти во Францию хотя бы старую дружбу? Или же неудача повторит личную катастрофу, которую представляла эта цепкая жизнь, притаившаяся в глубине ее тела и цеплявшаяся там так умело, что худшие обстоятельства существования не добрались до нее?
Молодая женщина долго созерцала большие сверкающие звезды, отыскивая среди них какой — нибудь знак, поддержку, надежду.
Вдруг ей показалось, что одна из них оторвалась от синего свода, покатилась к горизонту и там угасла.
Марианна быстро перекрестилась и, устремив глаза к точке, где исчезла звезда, бросила на легкий ветерок традиционное желание.
— — Увидеть его. Господи! Увидеть его любой ценой! Если он еще жив, сделай так, чтобы я хоть один раз увидела его…
В глубине души она не сомневалась, что Язон жив. Несмотря на проявленную к ней жестокость, несмотря на его безумную ревность и такое странное поведение, что она невольно спрашивала себя, не подсунул ли ему Лейтон один из тех наркотиков, что дают волю бешенству, она знала, что он так глубоко врос в ее душу, что вырвать его оттуда было равносильно смерти, и даже на краю света жизнь его не могла угаснуть без того, чтобы она сейчас же не узнала бы об этом по загадочному трепету в сердце…
Императорский город показался вместе со встающим солнцем.
Сначала далеко, на краю перламутрового моря, возникли посеребренные туманом очертания круглых куполов и бледных стрел минаретов.
Море, подмывавшее азиатские холмы с пышной зеленью и белыми деревнями, было усыпано судами, словно возникшими из восточной сказки: коричневые галеры, увлекаемые крепкими руками гребцов в ярких костюмах, пестрые, как наряды одалисок, тартаны, красные и черные шебеки, скользившие как акулы, древние фелюги, напоминавшие гигантских насекомых, чектирмы с остроконечными парусами, вонзавшимися в небо, — все это стремилось к сверкающему на солнце миражу.
По мере того как он приближался, город показывался полностью, окруженный высокими желтыми стенами, тянущимися от замка Семи Башен во всю длину Семи Холмов и Семи Мечетей, похожими на арки гигантского моста, вплоть до черных кипарисов сераля, с красными крышами, просвечивающими соборами, садами и античными строениями, которые, казалось, удерживали на своих могучих плечах как раз до момента падения в море голубые купола, громоздившиеся между шестью минаретами мечети Ахмеда и мощными контрфорсами Айя-Софии.
Длинная зубчатая линия молча показалась, когда обогнули остров Принцев и гигантская, отливающая цветами радуги жемчужина показала свои точные очертания.
Фрегат, словно для реверанса слегка наклоняясь под тяжестью наполненных утренним бризом парусов, миновал мыс Сераля и вошел в Золотой Рог.
На этом морском перекрестке, где кипение старой Европы встречалось с тишиной Азии, величие триединого города стало подавляющим. Сюда входили, как в пещеру Али-Бабы, не зная больше, чем восхищаться и на что смотреть глазами, ослепленными блеском и светом. Но пылкая жизнь в этом горниле, где сплавились целые цивилизации, сейчас же хватала вас за горло и похищала.
Держась за поручни полуюта, рядом с пресыщенным и смотрящим без удивления сэром Джемсом, Марианна пожирала глазами открывшийся перед ней громадный порт, чья синева простерлась между двумя мирами.
Слева, у набережных Стамбула, сгрудились османские суда, пестрые и живописные, прямо у лестниц Галаты выстроились корабли Запада: черные суда генуэзцев, англичан, голландцев, чьи цветные флаги на голых мачтах напоминали плоды, забытые нерадивым садовником.
На берегу толпился люд, прямо или косвенно связанный с морем: матросы, чиновники, рассыльные, писцы, агенты купцов или посольств, носильщики, грузчики, торговцы и трактирщики, среди которых двигались воинственные фигуры янычар в высоких фесках и портовых полицейских.
Буксируемый баркасами с яростно гребущими гребцами, фрегат величественно прибыл на место якорной стоянки, когда от берега отчалила шлюпка с английскими моряками в кожаных шляпах и направилась к нему. На корме ее стоял со скрещенными на груди руками очень высокий, худощавый блондин, крайне элегантный, в развевающемся просторном светлом плаще.
