Патриция Хэган - Горячие сердца
– Мала? – рассеянно переспросила она, пораженная его спокойным, уверенным тоном.
– Старая креолка, которая заботится о Джоне, пока я ужу рыбу. Она будет здесь через час или около того.
Он ловко соскочил с перил, беззвучно коснувшись ногами пола. Его пальцы стальной хваткой сжали ее локоть. Взглянув ему в глаза, она поразилась, что в этом странном предрассветном сиянии они тоже казались голубыми, а не дымчато-серыми, которые когда-то так ей нравились.
Он грубо поволок ее за собой вдоль крыльца за угол, до двери, и почти втолкнул в дом. Оглядевшись, Китти отметила, что обстановка хотя и скудная, но достаточно удобная. Один угол служил столовой и кухней, там стояли маленькая плита и стол. Пол был покрыт плетеными циновками из тростника. Взгляд ее остановился на широкой кровати, грубо сколоченных столах и стульях. Наконец, в углу она заметила деревянную люльку и, вырвавшись из рук Тревиса, бросилась к ней через всю комнату.
Джон крепко спал, лежа на боку и засунув пальчик в рот. На глазах Китти выступили слезы. Он совсем не изменился, разве что немного пополнел.
– Маленький мой! – прошептала она, протянув к нему руки.
– Нет, – чуть слышно отрезал Тревис, схватив ее за руку и развернув к себе лицом. – Не надо будить его, Китти. Не сейчас. Так только будет хуже, когда ты уйдешь отсюда без него.
– Стало быть, он плачет и зовет меня? – произнесла она укоризненно. – Я знаю, так и есть. Именно поэтому Кори и приказал перенести его в одну из хижин для рабов, чтобы я не слышала его криков. Даже сейчас он не может успокоиться, хотя прошло столько времени. О, Тревис, как ты можешь быть таким жестоким? Пускай ты ненавидишь меня, но зачем вымещать свою ненависть на нашем ребенке? Он же страдает! Или ты настолько презираешь меня, что готов причинить боль ни в чем не повинному малышу?
Он пристально смотрел на нее, губы его дрожали. Внезапно он подхватил ее на руки и направился к кровати.
– Тревис, что ты делаешь? – запротестовала она, совершенно ошеломленная. – Отпусти сейчас же!
Он мягким движением положил Китти на кровать, затем опустился сам, прикрыв ее своим телом.
Откинув волосы с ее лица с нежностью, которая показалась ей удивительной, он прошептал:
– Китти, я должен кое-что тебе сказать. Еще ни одну женщину я не желал так сильно, как тебя. Впервые увидев тебя, я сразу понял, что ты должна стать моей. О, как я противился этому чувству! Упорно не верил, что могу кого-то полюбить. Сэм догадался об этом раньше, чем я, и пытался со мной поговорить, но я только рассмеялся ему в лицо. Однако он оказался прав. Я действительно любил тебя и, возможно, люблю до сих пор. Но слишком много всего произошло между нами, Китти, и я вряд ли поверю тебе снова. Теперь я остерегаюсь поворачиваться к тебе спиной.
Извиваясь в его объятиях, она воскликнула.
– Я и не хочу, чтобы ты меня любил, ты, высокопарный осел! Мне нужно забрать своего ребенка и поскорее выбраться отсюда.
– Ты не отнимешь у меня мальчика, Китти. Выбрось это из головы. Он останется со мной.
– Ты считаешь это место подходящим для того, чтобы воспитывать ребенка?
– Я сам вырос здесь.
– Да, и посмотри, в кого ты превратился! Животное, дикарь! Ты думаешь, я хочу того же для моего сына? Я мечтаю дать ему все самое лучшее в жизни, и теперь это в моих силах. Неужели ты не понимаешь? Ты просто эгоист, Тревис. Тебя не волнует его судьба, так же как никогда не заботила моя.
Он рассмеялся низким, хрипловатым смехом, и взгляд его, обращенный к ней, был полон теплоты. Голубое сияние не проникало внутрь хижины, и его глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, снова приобрели дымчато-серый оттенок. Она почувствовала жар в теле и досаду из-за того, что оно уже в который раз подводило ее. Плоть ее была слаба, и он превосходно это знал.
Он склонился совсем близко к ее губам:
– Любили ли мы друг друга или нет, но нам было хорошо вместе, верно, Китти? Когда я увидел тебя в старом мундире армии мятежников, – усмехнулся он, – во мне пробудилось множество воспоминаний. О ночах, которые мы провели на постели из сосновых иголок, о тех долгих часах, когда мы чувствовали самую неразрывную связь, какая только возможна между мужчиной и женщиной. – Он прижался к ней сильнее, и в ней снова вспыхнула былая страсть. – О да, милая, это было чудесно, – пробормотал он.
Его губы – теплые, властные – прильнули к ее рту. Язык проник между ее губами, и она не могла сдержать дрожь наслаждения, пробежавшую по всему телу. Он стал нежно ласкать ее грудь. Китти говорила себе, что совершает ошибку, но тело ее изнывало от желания, удовлетворить которое мог только Тревис. Он проворно расстегнул пуговицы на ее рубашке и склонился к ее груди. Она гладила его мягкие темные волосы и громко застонала, когда он слегка прикусил ее упругий сосок. Он целовал ее грудь, одновременно снимая с нее брюки.
Она покорилась пылкой страсти, охватившей ее. Беспомощная, лишенная воли, она лишь стонала, пока он пытался разбудить в ее душе огонь, который никогда полностью и не угасал…
– Нам всегда было хорошо вместе, да, Китти? – Он приподнял голову, взглянув ей в глаза. – О, как ты прекрасна! Если бы ты не была такой коварной маленькой… – Он задрожал и снова прикусил ей грудь, на этот раз сильнее – она вскрикнула от боли. Разведя ей бедра коленом, он оказался поверх нее.
Она пыталась сопротивляться, но не могла. Тело снова предавало ее, как это часто случалось в прошлом. Тревис обладал над ней странной властью, перед которой она оказалась бессильна, так же как и перед непреодолимым желанием, охватившим ее существо.
Он проник в нее.
– Оставайся здесь, – прошептал Тревис, прижавшись к ее груди и не двигаясь. – Живи в моем доме и ухаживай за Джоном, как Мала, только ты будешь моей любовницей. Каждая ночь будет полна наслаждения, Китти.
– Нет! – простонала Китти, пытаясь восстановить самообладание и понимая всю безнадежность своих усилий. – Этому не бывать, Тревис! Никогда!
Он скрипнул зубами и с силой прижал ее к кровати.
– Тогда пусть это будет нашим последним свиданием! – с трудом выговорил он и, приподнявшись, крепко обхватил ее за бедра.
Снова и снова он проникал в ее тело, стараясь потушить полыхавший в чреслах огонь.
Китти чувствовала напряжение в каждой клеточке тела, она впилась ногтями в тугие, крепкие мускулы на его спине и забыла обо всем на свете. Один лишь Тревис пробуждал в ней странные, чудесные ощущения. Она прильнула к нему, громко всхлипывая от радости и изумления. Она словно погрузилась в океан безумного наслаждения и не могла подавить восторженного крика. Он тоже достиг вершины наслаждения и глухо застонал.
