Луиза Мишель - Нищета. Часть первая
Он стал напевать:
В лесу ль все рогачи живут?Они средь нас — и там, и тут…
— Мужчина рождается под знаком Минотавра[123], — продолжал он, — участь его заранее решена, черт побери! Предначертания исполнятся, и судьба его свершится, как бы он ни пытался ее избежать: жена изменит ему.
— Изменившая вам жестоко наказана, — промолвила маркиза, судорожно сжимая руки.
— Изменившая мне? — угрюмо повторил Гюстав, опустившись в кресло и впадая в свою обычную прострацию. — Как ее звали? Ах да, Валентина де ла Рош-Брюн… Я женился на ней, потому что… Дай Бог памяти! Почему я на ней женился? Ах да! Потому что она была красива и казалась мне доброй и честной.
Маркиза не могла удержаться от слез. Гюстав продолжал:
— Она была как дерево в цвету — крепкое, молодое, сильное. И я, слабый плющ, хотел обвиться вокруг него, чтобы подняться над растениями, стлавшимися по земле. Но однажды молния ударила в дерево и оторвала от него плющ… Потом солнце закатилось в кровавом тумане и больше не взошло. И цветы этого дерева, увянув, опали один за другим, и ветер смел их в канаву, на дне которой бурлил мутный поток. А плющ? Он засох… Видите, сударыня, это очень грустная история — о дереве, что погибло, едва успев расцвести, и о плюще, потерявшем свою опору…
Безумец разучился плакать. Но инстинктивно желая вызвать слезы, он щурил глаза, тер веки, глухо стонал и всхлипывал, словно актер, репетирующий трагическую роль. Это зрелище раздирало сердце Валентины. И, хотя она уже много раз за минувшие семнадцать лет слышала печальную притчу и много раз присутствовала при этой тяжелой сцене, являясь одновременно ее зрительницей и участницей, все же она не могла совладеть с волнением и вышла, поручив Матье присмотреть за несчастным.
Гаспар ожидал мать в соседней комнате. Увидев, что она плачет, он нежно обнял ее и воскликнул:
— Дорогая мама, неужели ты никогда не примиришься с этим неисцелимым недугом?
— Неисцелимым? — возразила маркиза. — Кто тебе сказал? Раз безумие отца, перемежающееся, значит, он может поправиться. Только злые люди, чтобы привести нас в отчаяние, могут утверждать противное.
— Успокойся, мама, я никогда не говорю об этом с посторонними. Смирись, утешься, хотя бы ради меня: ведь ты — мое единственное счастье!
Он держал в своих руках руки матери, покрывая их поцелуями и орошая слезами.
— Ну, можно ли так горевать? Будь ты повинна в безумии моего несчастного отца, тогда понятно…
Маркиза не ответила. Побледнев еще больше, она отвернулась, чтобы ее лицо оставалось в тени.
— Да, — продолжал юноша, — если бы беда случилась по твоей вине, то скорбь твоя была бы оправдана. Но ведь ты всегда была ангелом-хранителем своего мужа. Ни одна женщина не могла бы вести себя так самоотверженно.
Валентина с трудом сдержала стон.
— О, теперь, когда я понимаю все величие твоего самоотречения, когда я знаю, что ты всем пожертвовала ради отца, я не только люблю тебя как мать, но и поклоняюсь тебе как святой!
Маркиза откинула голову на спинку кресла, закрыла глаза и спросила, пытаясь говорить равнодушным и даже насмешливым тоном, хотя в голосе ее сквозила тоска:
— Ну, а если б… это была я?
— То есть?
— Если б я была причиной…
— Причиной чего?
— Безумия твоего отца.
Гаспар насторожился.
— Если бы оказалось, что это ты навлекла на нас роковую катастрофу?
— Да…
— Это немыслимо.
— А если ты ошибаешься?
— Мама! Если бы на твоей совести лежал большой грех, то ради искупления его я пошел бы в монастырь и молился бы за тебя до конца моих дней. Впрочем, к чему эти скверные загадки и нелепые подозрения? Разве я не знаю, что не может быть ни лучшей жены, ни лучшей матери, чем ты? Если бы я усомнился в тебе, я бы умер, вот и все.
«О, Господи, неужели я недостаточно наказана? — подумала маркиза. — Если он узнает, какова его мать, он умрет!»
— Не будем больше говорить об этом, — продолжал Гаспар. — Какой смысл предполагать явную нелепицу? Лучше я расскажу тебе, где был сегодня. Хочешь?
— Хорошо, — с болью в сердце ответила Валентина, — поговорим о другом. Куда же ты ходил?
— К учителю рисования.
— К какому?
— Знаешь, к тому, чья жена дает уроки пения.
— Да, ты как-то говорил мне, что они опытные учителя.
— Насколько они опытны — не знаю, но эти люди с большими причудами.
— Почему ты так думаешь?
— Представь себе, они отказались давать мне уроки без письменного разрешения Жана-Луи. Они в чем-то сомневаются.
— Быть не может!
— Однако это так. И учитель, и его жена смотрели на меня так странно, что я был озадачен. Словом, супруги Артона произвели на меня довольно странное впечатление.
— Артона? — воскликнула маркиза, схватив Гаспара за плечи. — Артона? Ты был у них? Кто тебе позволил?
— Ты сама, милая мама.
Несчастная женщина старалась скрыть смущение.
— Я… я знала, что его фамилия…
— Артона?.. Но какое имеет значение, зовут ли его Артона или как-нибудь иначе?
— Да, конечно, ты прав, — ответила мать, принужденно смеясь, — это решительно все равно.
— Оказывается, ты с ним знакома? — спросил удивленный Гаспар. — Разве это не порядочный человек? Почему при одном упоминании о нем ты так волнуешься?
— Да, — едва слышно ответила маркиза, он бесчестный человек. Не ходи больше к нему, я запрещаю.
— Но, может быть, это не тот, кого ты знала? — настаивал Гаспар.
— Действительно, я могу ошибиться.
— Он высок, один из самых красивых людей, каких я только видел, тип настоящего художника…
— Довольно, замолчи! — воскликнула маркиза вне себя. — Я не желаю больше слышать о нем ни единого слова!
К счастью, приход Матье прервал этот разговор. Маркиз хотел, чтобы Гаспар почитал ему.
— Иди, — сказала мать, довольная, что сможет наплакаться вволю, — поди к отцу. Ухаживай за ним хорошенько, замени меня на сегодня. Я совсем разбита… Завтра я посижу с ним.
Глава 30. Отец и сын
Гюстав ожидал Гаспара, сидя на кровати и подперев голову руками; он уже забыл о своем желании послушать чтение вслух.
Молодой человек уселся за стол, где лежало несколько книг, и начал было их перелистывать; затем, сам того не замечая, впал в глубокое раздумье. Беседа с матерью потрясла его; он мысленно повторял все, что было ею сказано. Царила полная тишина, не нарушаемая ни одним посторонним звуком.
— Ну же! Ведь я просил мне почитать! Ты что, забыл? — вдруг резко крикнул маркиз.
