Где властвует любовь - Куин Джулия
Нет, она присоединится к забаве.
Пенелопа улыбнулась. Она даже не подозревала, что способна улыбаться загадочно и лукаво, но, судя по глазам Колина, которые заметно округлились, ей это явно удалось.
– Какое упущение. Это было бы довольно приятно.
– Пенелопа Федерингтон, – протянул он, – ты вроде бы сказала, что не танцевала.
Она пожала плечами.
– Я солгала.
– В таком случае, – сказал он, – я приглашаю тебя на танец.
Пенелопа ощутила странный трепет внутри. Пожалуй, ей не следовало идти на поводу у голоса леди Данбери, поселившегося у нее в голове. Может, ей и удалось блеснуть дерзостью на короткое мгновение, но что делать дальше, она не представляла.
В отличие от Колина, который, дьявольски усмехаясь, встал в позицию вальса.
– Колин, – ахнула она, – мы же на Беркли-сквер!
– Знаю. Я же только что сказал тебе, что никогда не танцевал здесь.
– Но…
Колин скрестил руки на груди и осуждающе зацокал языком.
– Нельзя бросать вызов, а потом идти на попятную. К тому же каждый человек просто обязан хотя бы раз в жизни потанцевать на Беркли-сквер, ты не согласна?
– Нас могут увидеть, – отчаянно прошептала Пенелопа.
Колин пожал плечами, пытаясь скрыть, что его забавляет ее реакция.
– Мне все равно. А тебе?
Щеки Пенелопы порозовели, затем покраснели. Ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы произнести:
– Люди могут подумать, что ты ухаживаешь за мной.
Колин бросил на нее пристальный взгляд, не понимая, что ее беспокоит. Какая разница, что подумают люди? Даже если кто-нибудь решит, что он ухаживает за Пенелопой, все скоро поймут, что это чепуха, и они вместе посмеются над светскими кумушками. Он чуть было не сказал «Ну и пусть», но вовремя спохватился. В глубине карих глаз Пенелопы притаилось какое-то чувство, которого он не понимал.
Чувство, которого, как Колин подозревал, он никогда не испытывал.
Он вдруг понял, что меньше всего хочет обидеть Пенелопу Федерингтон. Она была лучшей подругой его сестры, более того, она была очень милой девушкой, простой и сердечной.
Колин нахмурился. Пожалуй, не следует называть ее девушкой. В свои двадцать восемь она не более девушка, чем он юноша в свои тридцать три.
– А что, – осторожно поинтересовался он, – есть причины опасаться, что кто-нибудь подумает, будто я ухаживаю за тобой?
Пенелопа на мгновение прикрыла глаза. Когда она открыла их снова, в ее взгляде светилась легкая горечь.
– Это было бы очень забавно, – сказала она. – Поначалу.
Колин молчал, ожидая продолжения.
– Но в конечном итоге станет ясно, что между нами ничего нет… – Она замолчала, нервно сглотнув, и Колин понял, что Пенелопа совсем не так спокойна, как хочет казаться. – И все решат, – закончила она, – что это ты порвал со мной.
Колин не стал спорить. Он знал, что это правда. Пенелопа испустила печальный вздох.
– Мне бы не хотелось подвергать себя подобному испытанию. Даже леди Уистлдаун, полагаю, сочтет нужным высказаться по этому поводу. Да и как иначе? Это будет слишком аппетитная сплетня, чтобы устоять перед ней.
– Мне очень жаль, Пенелопа, – сказал Колин. Он не знал, за что извиняется, но испытывал потребность сказать что-нибудь в этом роде.
Пенелопа едва заметно кивнула.
– Я понимаю, что не следует обращать внимание на досужие разговоры, но это проще сказать, чем сделать.
Колин отвернулся, размышляя над ее словами. Или над тоном, каким они были произнесены. А может, над тем и другим.
Он всегда считал себя выше условностей. Не совсем, разумеется, поскольку он вращался в том обществе, к которому принадлежал. Но он всегда считал, что его счастье не зависит от мнения окружающих.
Но возможно, он заблуждался. Легко думать, что тебя не интересует чужое мнение, если это мнение лестное. Но разве стал бы он пренебрегать им, если бы общество относилось к нему так же равнодушно, как к Пенелопе?
Ее никогда не подвергали остракизму, она не была замешана в скандалах. Но она была… непопулярна.
О, все были вежливы, а Бриджертоны даже подружились с ней, но в большинстве своих воспоминаний Колин видел Пенелопу стоящей на краю бального зала. Стараясь не смотреть на танцующие пары, она усиленно делала вид, что ей вовсе не хочется танцевать. Как раз в такие минуты он обычно подходил к ней и приглашал на танец. Она всегда выглядела благодарной и немного смущенной, потому что они оба понимали, что он делает это по доброте душевной.
Колин попытался поставить себя на ее место. Это оказалось не просто. Он всегда пользовался успехом в своей среде. В школьные годы друзья смотрели ему в рот, а когда он появился в обществе, женщины роились вокруг него. Сколько бы он ни говорил, что ему все равно, что о нем думают, на самом деле…
Ему нравилось, что его любят.
Колин вдруг понял, что не знает, что сказать. Это было странно, учитывая, что он никогда не лез за словом в карман. Собственно, он был известен своим красноречием. Возможно, подумал он, это одна из причин его популярности.
К тому же он был уверен, что Пенелопе небезразлично, что он скажет. Почему-то в последние несколько дней ее чувства стали очень важными для него.
– Ты права, – сказал он наконец, полагая, что никогда не вредно сказать кому-то, что тот прав. – Я вел себя как бесчувственный чурбан. Может, начнем сначала?
В ее глазах застыло изумление.
– Сначала?
Колин сделал неопределенный жест, словно это все объясняло.
– Да, с чистого листа.
Пенелопа выглядела восхитительно смущенной – наблюдение, смутившее самого Колина, поскольку он никогда не находил в ней ничего восхитительного.
– Но мы знакомы уже целых двенадцать лет, – возразила она.
– Неужели так долго? – Он порылся в памяти, но даже ценой собственной жизни не смог бы вспомнить их первую встречу. – Впрочем, не важно. Я имел в виду сегодняшнее утро, глупышка.
Пенелопа невольно улыбнулась, и Колин понял, что сделал то, что нужно, назвав ее глупышкой, хотя, положа руку на сердце, не представлял почему.
– Итак, – медленно произнес он, сопроводив свои слова широким жестом. – Ты идешь через Беркли-сквер, а я окликаю тебя по имени. Ты останавливаешься и отвечаешь…
Пенелопа прикусила нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку. Под какой волшебной звездой родился Колин, чтобы всегда знать, что сказать? Он был как сказочный флейтист, оставляющий на своем пути счастливые сердца и улыбающиеся лица. Пенелопа готова была поставить на кон все свои деньги – гораздо больше, чем тысяча фунтов, предложенная леди Данбери, – что она не единственная женщина в Лондоне, безнадежно влюбленная в Колина Бриджертона.
Колин склонил голову набок и призывно уставился на нее, ожидая продолжения.
– Я отвечаю… – медленно произнесла Пенелопа, – я отвечаю…
Колин подождал пару секунд, затем не выдержал:
– Ради Бога, Пенелопа, скажи что-нибудь.
Пенелопа, собиравшаяся изобразить лучезарную улыбку, обнаружила, что улыбается совершенно искренне.
– Колин! – воскликнула она удивленным тоном, словно только что заметила его появление. – Что ты здесь делаешь?
– Отличный ответ, – одобрил он.
Пенелопа укоризненно покачала головой:
– Ты нарушаешь правила.
– Ах да, прости, пожалуйста. – Он выдержал паузу и произнес: – Полагаю, то же, что и ты. Направляюсь на Брутон-стрит на чаепитие.
Пенелопа обнаружила, что получает удовольствие от разговора.
– Можно подумать, что ты идешь в гости. Разве ты не живешь там?
Колин скорчил гримасу.
– Надеюсь, это продлится не больше недели. В крайнем случае двух. Когда я уехал на Кипр, мне пришлось отказаться от прежних апартаментов, и пока еще я не нашел подходящей замены. У меня были кое-какие дела на Пиккадилли, и я решил пройтись пешком.
– Под дождем?
Он пожал плечами.
– Утром, когда я вышел из дома, дождя не было. Да и сейчас всего лишь моросит.
Всего лишь моросит! От дождя его возмутительно длинные ресницы слиплись, а глаза казались такими зелеными, что могли вдохновить не одну юную барышню на сочинение стихов. Даже Пенелопа, при всем ее здравомыслии, провела ночь без сна, уставившись в потолок и не видя ничего, кроме этих глаз.
